— Кого?
— Тебя! — И добавил: — И мальчика твоего. Тоже жаль! Мальчика. Сына!
Корсаков пожал плечами, но старик продолжал.
— Неужели ты до сих пор не понял… Что ты такой же чужой! Как и я? И там! И здесь! И для них! И для меня…
Он отвернулся, двинул губами.
— Ты защищаешь… идеи? А «они» — защищают свои удобства! Деньги. Положение… Все ваши — я не знаю других! И поэтому — я ближе им, чем ты! Поэтому я — здесь! А ты… Не знаешь, как и когда вернешься! Обратно! И что они… Там! С тобой сделают! А? Ты поднял какую-то микроскопическую бучу — и вот! Тебя — нет!.. Нигде! Кроме моего подвала…
Он рассмеялся.
— Ты даже семьи своей… Прокормить не можешь! Сына не можешь защитить! А через полгода — год… У тебя не будет десятки, чтобы задницу прикрыть! Ты за правду? Да? Я тоже — за нее! Так — слушай! Когда докладывают наверх — помнят, что любая правда ранит! А старые люди, как ваш Великий… Любят покой! Старые люди любят… Чтобы их называли — «миротворцами»! И тогда очень просто получается, что ты — двурушник! «Двойной агент»! «В то время, когда Сам… Прикладывает столько сил! Чтобы обеспечить мир!.. Такой-то и такой-то!.. Заявляет, что они плюют на все… Его! Личные! Попытки!
Старик задохнулся. Потом недобро рассмеялся.
— И правильно делают! Что вооружаются… Я бы тоже вооружался! До зубов! Потому что тоже вас… Боюсь!
— Жигач? Он — был ваша связь? — неожиданно спросил Корсаков.
По испугу старого человека понял, что это было так.
— Что ты… Орешь? — развернулся к двери старик.
Он выпил залпом почти полный бокал темно-красного, как кровь, вина.
— Полдня воет! — он пожал плечами. — Севку ее пристрелили на границе.
22
Когда Олег Павлович попытался связаться «по внутреннему» с Логиновым, там не ответили. Помощник сказал, что у Ивана Дмитриевича Манаков с Кармановым.
Вызваны на полдевятого… Сейчас около десяти, значит, дело непростое, затянулось.
На вопрос, что с подписанием декларации, помощник ответил, что постарается выяснить и позвонит через полчаса.
Через сорок минут Нахабин сам вошел в приемную Логинова. Сухонький, немолодой, очень вежливый помощник — Григорий Савельевич — отделался кивком и уклончивой фразой: «Подписывать будут в 18.00. Если вообще… Будут?»
И сразу же углубился в свои бумаги.
— Он больше никого не вызывал? — резче, чем нужно, спросил Нахабин.
— К 12.15 будут мидовцы.
— Кто?
Григорий Савельевич промолчал.
— А про меня… Не спрашивал?
Помощник покачал головой.
— Я поеду…
— Будьте у себя, — сухо посоветовал помощник.
Олег Павлович хотел было уйти, как распахнулась дверь кабинета и в приемную вышел остроглазый Манаков с тяжелым, распаренным лицом. Как всегда непроницаемый, Карманов, следовавший за ним, еле удерживал целую кипу папок с документами.
Они наткнулись на Нахабина… Манаков посмотрел ему прямо в зрачки без смысла и чувства.
Нахабин отступил.
Карманов чуть оттер его плечом, и они вместе с шефом вышли из приемной.
Нахабин невольно посмотрел им вслед.
Потом решительно направился к двери кабинета.
— Олег Павлович! — недобро прозвучал голос помощника. Он уже набирал по «внутренней» Логинова. Очень негромко назвал его фамилию. Долго что-то выслушивал, кивал головой, потом чуть повысил голос.
— Я передам.
Повернулся к Нахабину и сказал раздельно, спокойно, бесстрастно.
— Принять не может. Быть у себя… Когда понадобитесь — чтобы были на месте. — И как менее важное: — Декларацией займутся другие.
— Так… Я отставлен, что ли… От них? — как-то по-мальчишески несерьезно возмутился Олег Павлович.
— А разве вам… Это еще — не ясно? — позволил себе удивиться Григорий Савельевич.
Нахабин медленно, еще машинально проверяя в уме сказанное ему, вышел из приемной.
Он шел по длинному, пустынному коридору мимо привычных высоких дверей, на которых были написаны только фамилии и инициалы. Такие знакомые, виденные много раз… Такие же привычные, как эти стены, ковровые дорожки и чистые белые длинные чехлы на них.
Он свернул к своему кабинету, прошел мимо секретаря, взятого из отдела кадров.
— Какие указания? Олег Павлович?
— Никаких! — как можно безмятежнее ответил Нахабин.
— Значит… Ложимся в дрейф? — попытался пошутить сподвижник Олега Павловича, но тот уже не слышал его.
Некоторое время он машинально перебирал новые бумаги на столе. Мелькнула мысль позвонить Карманову.