Он откинул тяжелый стул от длинного стола. Крепко, надолго, сел.
— Ты-то… Кто был у них? Прикрытие? «Фигура давления?» Твоей же подписи… Нигде на выездных документах — нет! И не могло быть?!
Нахабин опустился в кресло, потянулся к сигарете.
— Ну! — рявкнул Логинов.
Олег теперь сидел не шелохнувшись. Осторожно, с трудом, словно у него занемели мышцы, кивнул на телефон.
— Так и думал! — Логинов отбросил из-под себя стул, так, что тот с грохотом свалился на пол.
— Сколько?
— Что… Сколько?
— Сколько тебе — с этого?! — он показал на телефон.
— Ничего! Мне… — поморщился Нахабин.
— Как это… «Ничего»? Так — «не бывает»! Это не серьезно! Это…
Олег Павлович откинул голову и непривычно легким голосом начал:
— Ну, если в общих чертах… Вам ведь все ясно? Все известно! То… Тогда дальше понять нетрудно? Мне лично ничего! Я — как бы «над системой»! В особо сложных случаях — мой звонок. Тогда искали как-то отблаго… Слово какое-то… другое!
— Бриллианты? Золото? — Логинов не верил, но спрашивал с почти жадным любопытством.
— Нет! — слабо улыбнувшись, покачал головой Олег Павлович. — Переводы на швейцарские банки. Но это не все…
— Так что же?! Еще?
— Музейные вещи. Произведения искусства. Ну, что-нибудь… уникальное! Такие вещи не доверишь кому-нибудь! Нужно было перевезти самому. И не раз…
Логинов дернул кадыком.
Попытался налить себе воды, у него это не получилось. Он покраснел…
Нахабин попытался помочь ему, но тот почти оттолкнул Олега.
— Отойди от меня!
Крик Логинова был жесток.
— И вся… Все?! Всю эту… утварь? Там! Уже!
— Почти… Жигача пристрелили, — он кивнул на папку ТАССа. — Последнее. Самое ценное…
Логинов медленно поднял упавший стул. Долго вытирал сиденье ладонью. Наконец сел. Закрыл лицо руками.
— И… Еще старуха! — Приглушенно, словно ему что-то мешало, сказал: — В тридцатые годы… Я знал двух… «Прекраснейших, лучших женщин! Не от мира сего!» Тебя еще и на свете… Не было!
Олег молчал.
— И обе они… Были для меня олицетворением. — Он замолчал. — Той жизни… Той… культуры, что ли… Света — того! Который мы должны были создать!
Он снова поник и постарел.
— И на тебя, Олег! — тихо сказал он. — Их свет каким-то краем, да падал. Всю жизнь! Что я тебя помню…
Он отвернулся.
— Неужели? Одна из них…
Олег Павлович резко поднялся.
— Нет! Нет! Она… Вообще не в курсе! Она — несчастная женщина. Это все где-то за ее спиной! — Нахабин кричал, размахивал руками.
— За ее… Спиной? — оборвал его крик Иван Дмитриевич. — За ее спиной!.. Мафия! Ювелир! Жигач! Дочка ее, авантюристка… Все — за ее спиной?!
Он вздохнул.
— Даже ты…
Нахабин отвернулся. Решался: «Сказать? Или все-таки… нет?!»
— Галя на четвертом месяце… — неожиданно сказал Нахабин. — Беременна.
Логинов не шелохнулся.
— Вот почему мы тогда… Так спешили представиться деду! — пояснил Олег Павлович.
— Еще один подарок! Старику, — без выражения отметил Логинов. И добавил: — И отцу с матерью… Тоже!
— Мать… знает.
— Если бы над тобой был суд…
Иван Дмитриевич почти попросил:
— Надеюсь…
Нахабин положил голову на руки и сидел так долго, не шелохнувшись. Без единой мысли в голове.
— Вы же — царь! Иван Дмитриевич… — против воли произнесли его губы.
— Нет! Не царь! — поднял на него взгляд Логинов. — Если бы был царем… Отрубил бы тебе голову! И никто бы не удивился! Не шелохнулся! Все в порядке вещей было бы…
Он с трудом договорил фразу.
— Нет! Ты не знаешь, что такое царь… — еще тише добавил он.
— Конечно. Он — «помазанник божий»? — попытался шутить Олег.
— Вот именно, — скривил губы Логинов. — У него хоть было перед кем грехи отмаливать?! Кому поклоны за неправедность отбивать?! А мне?.. «Самому» — Генеральному? — Не дождешься!
Его лицо стало жестким, каким-то татарским…
— Выходит… Так? — попытался поддержать Нахабин.
— Так? Да не так! — огрызнулся Логинов. — А ты ведь не веришь? Что тебе конец?! — неожиданно прямо в глаза выпалил Иван Дмитриевич. — Молод? Да? «Жизнь играет»? Или… На какие-нибудь связи? Рассчитываешь…
Он перекинулся через стол и крикнул: — Нет! Нет! Уже твоих связей! Порвали их Корсаков с Манаковым… В клочки!
— И вы? Тоже? — тихо, догадываясь, еле-еле усмехаясь, сказал Олег Павлович. — Логинов не ответил.
— Ах, Иван Дмитриевич! Я же… «свой»! Ваш! Сын, племянник… Ближе! Выкормыш ваш! Продолжение ваше… И плохого, и великого. Всего-всего… Уж кто-кто как не я вас знаю! И вы — меня! Ежели — по совести? В последнем, может, разговоре? Иван Дмитриевич! Я ведь отца не знал… Вы мне его заменили! Я, может… Именно этого слова «сынок» всю жизнь от вас ждал! Хоть и не принято здесь! Не положено! Не те отношения! Но ведь — по душе-то? Это — так?! Себе-то вы не сможете…