Корсаков стоял рядом с Сергеем Венедиктовичем в лифте. Человек хотел что-то сказать… Извиниться по-человечески, а я хлопнул дверью, полетел, на полусогнутых, навстречу начальству! Да и какое он мне начальство?
— Что у тебя… Такая козья морда? — подозрительно глядя на него, спросил Сергей Венедиктович.
Корсаков первым вышел из лифта и отворил дверь в квартиру.
— Прошу! — он широким жестом предложил Сергею входить. Тот опасливо посмотрел на него, но проследовал в прихожую. Кирилл вихрем пронесся мимо него на кухню, в гостиную, на ходу зажигая везде свет, переставляя без надобности различные предметы… Распахивая холодильник, доставая какие-то бутылки, еду, машинально включая плиту и ставя чайник…
Больше всего он боялся сейчас начать разговор с обычных недомолвок, похохатываний, прицелок, приглядок… Ему хотелось сразу взять быка за рога! Выиграть в дебюте!
Он краем глаза видел, что Тимошин тоже чувствует себя неуютно, неуверенно. Не понимает… «Что это за пляски? Что за кружение по квартире?»
— Нет! Ты все-таки пьян!
Это был не приговор, а все-таки вопрос, подозрение. Без стоящих улик…
Кирилл плюхнулся в кресло с полным бокалом сухого итальянского вина. Он знал, что должен что-то вертеть в руках, что-то пить, с чем-то играть… Он начал с нападения.
— Что ты делал так поздно…
— Как что? — нахмурился Тимошин. — Работа…
— Да! Работа творческая! — почти выкрикнул Корсаков. Как хлестнул ремнем. И снова спросил в лоб: — И все-таки что тебя задержало так поздно? В кабинете?
— Ты знаешь… Это… Брось! — Тимошин начал подниматься из глубокого кресла. Но при его толщине выбраться из низкого и очень мягкого кресла было нелегко.
— Тебе помочь? Ты собрался уходить?
Сергей посмотрел на него, но промолчал. Снова откинулся на спинку.
— Ну?
— Ты не ответил на мой вопрос? — Кирилл отпил немного вина и долго держал его во рту… сосредоточенный только на вкусе вина. Тимошин не отвечал.
— Что вы решили? С Иваном Дмитриевичем? Обо мне?
Он поднял глаза на Сергея. Тот уже успокоился. Лишь снисходительно улыбался.
— Да он… О твоем существовании… И не знает!
— Знает! — резко ответил Корсаков.
— Что у твоего отца есть сын… — как маленькому, по складам, начал объяснять Сергей, — …он знает! Знает! А что ты за фигура… Его это не занимает!
— Но занимает… тебя! И не только… Тебя?!
Тимошин вздохнул. Посмотрел в потолок, мол, ну что с «дитем неразумным» обсуждать серьезные вопросы?
— Я… твой товарищ! У меня сердце за тебя болит…
— И поэтому… Ты еще раз просматривал мое личное дело?
Тимошин вздрогнул. Кирилл Александрович задал этот вопрос наобум, на шермака, по интуиции. Он не думал, что попадет так точно… В самое яблочко!
— Меня просили… — пытаясь понять, откуда и что Корсаков знает, ответил Сергей Венедиктович.
— После того… Как ты увидел нас с Линой на даче? — подался вперед Корсаков. — Там ведь не должно было быть… Меня?! Когда туда едет Логинов?
Он сделал промах, Тимошин понял, что Корсаков знает меньше, чем хочет показать.
— Ой-ой-ой! — протянул Сергей. — Какого ты, однако, о себе… высокого мнения?
Он уже смеялся, даже подхохатывал… Привычным жестом оглаживая жилетку на животе.
— Ас этой бабой… Ты вообще можешь попасть в кучу дерьма! — как старший, уже сберегал Тимошин. Он уже «заботился» о старом друге. — Она тебя знаешь, куда втянет? Всю жизнь не отмоешься! Сегодня я все выяснил! Никакой помощи!
Сергей Венедиктович перестал смеяться.
— А уж муж ее… Этот Жигач! Я же вчера тебе говорил…
Он сейчас торговался с самим собой! Сколько можно открыть Кириллу…
— Чего они тут сидят? Чего не убираются? В какой-нибудь там… Израиль?
— А разве Жигач — еврей?
— Да нет… Так это еще хуже!
— Что значит «хуже — лучше»?
Тимошин посмотрел в его непонимающие, святые глаза и только махнул рукой.
— Вот и пропадешь ты… Вместе с ними, со всеми! Ни за грош! Как «кур — в ощип»!
Кирилл сидел, похожий на задумавшегося школьника.
— Ну, что ты порешь?! — разозлился, наконец, Корсаков. — У тебя же самого жена — еврейка?!
Он был в ярости. На самого себя. На то, что бродил в темноте! Что многого не понимал… А от этого «многого» зависела его судьба, честь, дети.
— Ты мне антисемитизм… Не пришивай! — спокойно, грозя пальцем, предупредил Тимошин. Предупредил нехорошо! С подозрением.
— Я кажется… Кое о чем… догадываюсь, — начал Корсаков.
Сергей Венедиктович поднял глаза — в них было беспокойство. Кирилл это увидел. Он не ошибся. И поэтому не стал продолжать.