— Не понимаете? Да? — Петр Петрович отодвинул дело и неожиданно согласился. — Ну, что ж… Это тоже ваше право — «не понимать…»
Сам же он изменился, напрягся. Дальнейшие слова произносил только для проформы.
— Ну, диссертацию, там… Обобщить опыт? В назидание потомкам? А? Как? Для службы информации.
Корсаков понимал, что его дело даже внимательно не прочли! Иначе бы они сразу увидели, что он и так кандидат наук.
— Не понял, — коротко ответил Кирилл. — А что значит — «для службы информации?»
— Да вы не волнуйтесь! Кирилл Александрович!
Кадровик откинулся на спинку кресла, и еле заметное удовлетворение скользнуло по его лицу.
— Вы в каком году… кончали? — неожиданно спросил Корсаков. — Или преподавали у нас?
Петр Петрович был явно доволен, что его так оценили.
— Нет! Я по другим каналам… пришел сюда. С периферии! Москва? Да, да… Этого подарка судьбы — у меня не было!
Он снова замкнулся, словно поняв, что его засекли на человеческом, непрофессиональном чувстве. Он явно без надобности начал листать дело.
Брови его неожиданно поползли вверх.
— А как же… Как же это вам… Удалось поступить?
Корсаков выдержал его быстрый и цепкий взгляд.
— Если ваш отец… Реабилитирован только в пятьдесят шестом?
Корсаков чувствовал, что ему, как мальчишке, тоже хочется «отыграться»!
— Влиятельные связи… — спокойно улыбаясь, ответил он прямо в глаза Петру Петровичу.
— Столь… Влиятельные?! — «крепыш» ему по-прежнему не верил.
— Значит… Столь! — поставил точку Кирилл.
Кадровик начал что-то искать на столе, словно забыв про Корсакова. Потом поднял на него глаза.
— Вы не волнуйтесь… — с неожиданным «оканьем» сказал он.
— Да что вы мне все предлагаете не волноваться?! — позволил себе взорваться Кирилл Александрович. — Мое «дело» нашлось?! Нашлось! Есть работа? Предлагайте… А мое дело — уж решать…
— Ваше дело… — поднял голос решившийся «крепыш» и подался вперед. — Ваше дело… Знать… Свой шесток!
Он снова нервно закурил.
— А нельзя ли? Тише? — спокойно спросил Корсаков.
— Что?
— Тише! Или ниже тон?
Корсаков улыбнулся Петру Петровичу, и тот понял, что оступился. Не выиграл.
— Это мы… «могём»! — вдруг басом, смешно сложив губы, засмеялся он. — «Могём, могём…»
Отвел глаза к окну. Как штурмовик после неудачного захода, он разворачивался на новую бомбардировку.
— Много! Много… На вас… Нареканий! — с истинной печалью снова начал кадровик. С небрежением, почти с брезгливостью он перемахивал страницы корсаковского «дела».
— Ну, разве так себя ведут?
«Петру Петровичу было просто больно и неудобно… за такого прекрасного человека, как Кирилл Александрович».
— А как… Себя ведут?
Теперь Кирилл был прилежный и послушный ученик.
— И дорожные происшествия, и штрафы… И охоты! И знакомства… Ведь пол-Европы — знакомые. И не только Европа!
«Здесь было уже… Что-то серьезное!» — Кирилл вспомнил похожие слова Тимошина…
— Неубедительно! — покачал головой Корсаков.
Он ждал дальнейшего — где-то этот «крепыш» споткнется?
— Для вас-то… все — «неубедительно»!
Кадровик отбросил папку на угол стола.
— На вас же управы нет?! Вы ведь у нас — особый случай… Вольный охотник?!
— Первый раз слышу, — заставил себя улыбнуться Корсаков. — Обычный чиновник…
— Уж ли?!
— Не больше! — пожал плечами Кирилл Александрович.
— «Обычный чиновник», — многозначительно начал, наконец, решившийся Петр Петрович, — не лезет! Не контролирует политику государства! Не ведет на свой страх и риск закулисных переговоров!
Последние слова он выпалил прямо в лицо Корсакову. В его интонации кипело торжество.
Корсаков незаметно вздохнул — с облегчением. Значит, все-таки — Бен Тернер? Сейчас его веснушчатое полное лицо скептика и гаера становилось для Корсакова все отчетливее.
— Я извиняю вас… — как можно вежливее ответил Кирилл Александрович. — Потому что вы не отдаете себе отчета… Что говорите!
— Мы-то? Мы-то… Во всем — отдаем отчет!
Лицо кадровика вдруг потеряло свои узнаваемые, индивидуальные черты и неожиданно стало похожим на сотни тысяч лиц. Стало — никаким!
— Вы недавно здесь?
— Давно! — почти рявкнул «крепыш».
— А я вас… Что-то не помню?
— Зато я вас… Прекрасно помню! И знаю — прекрасно!
— Может… Все-таки вернемся к делу? — как можно спокойнее предложил Корсаков.
«Крепыш» снова обхватил себя ладонями за локти, словно согреваясь.