— Что? Знобит? — посочувствовал Кирилл Александрович, но в ответ получил только испепеляющий взгляд.
— Архивное управление? — коротко предложил кадровик.
— Не знаю такого! У нас есть историко-архивное управление…
— Одна лавочка! Как ни называй! — угрюмо процедил Петр Петрович. — В общем, предлагаем… Туда! На место…
— Не пойдет! — прервал его Корсаков.
«Значит, «гора родила мышь»?»
Прежняя тоска снова подступила к горлу.
«И чего он тут устраивал спектакль? Бедняга… Да и он, Кирилл, тоже — бедняга… Вообще, все — бедняги!!»
Он улыбнулся, посмотрел на притихшего, набычившегося кадровика и неожиданно широким, почти барским жестом протянул ему руку.
— Ну, что ж… Приятно было познакомиться!
Кирилл почувствовал, что его рука повисла в воздухе. Он поднял глаза на Петра Петровича и увидел неожиданно совершенно другого, нового человека. Очень спокойного, властного… Безжалостного…
— Сядьте! — приказал он.
Корсаков мгновение медлил, но потом все-таки опустился на прежнее свое место.
— Ох, какой… О! — чуть заметно передразнил его манеру кадровик. — Недалеко ты от меня ускачешь! Если таким аллюром начинаешь… Давно пора было бы… Тебе! Ко мне заглянуть! — незаметно переходя на «ты», заговорил Петр Петрович. — А ты все… По верхам?! Всякие там Тимошины…
«Всякие»?! — невольно отметил Кирилл.
— Для чего я здесь посажен? Не догадываешься?! Чтобы ни от каких Корсаковых, Тимошиных и прочих не колебалась… Не зависела… Основная линия партии. Хотя бы… В кадровой политике! А ты сам знаешь! Старый лозунг — «Кадры решают все!»
— А для чего… Это все говорится?!
— А для того… Чтобы «не рыпался»! Знаешь такое выражение?! Если уж взяли тебя… На крючок! То хотя бы не кидайся, не мути воду! Только пупок себе надорвешь!
Не успел Корсаков что-нибудь ответить, как «крепыш» продолжил со все нарастающей яростью.
— Ах! Какая персона! Мне все телефоны пооборвали! Некоторые… лица! «Хороший парень… Толковый специалист!»
Он зыркнул в сторону Корсакова, словно проверяя — неужели этот тип тот, о котором говорили такие слова?!
— А они подумали? Какое нутро?.. У этого… «специалиста»?! Сущность-то какая? На чьем поводке его ведут?!
Петр Петрович уже обращался не к тем, вчерашним своим абонентам, а непосредственно к Корсакову.
— Это все… — Он быстро перелистал страницы «дела». — Для них — неважно! Важен — Человек! А для чего тогда весь наш аппарат?! Или что — нас уже на пенсию?! Не рано ли?! До полной победы… далековато, кажется! Ну? Что смотришь? Опять на отца уповаешь? На его…
Он не успел договорить, как Корсаков вскочил и непроизвольно схватился за тяжелую бронзовую подставку чернильного прибора.
— Не добивай… Себя же! — очень спокойно произнес не колыхнувшийся «крепыш». Только что-то вроде тика пробежало по его лицу.
— Мне новых ран не надо! И тебе — не надо…
Он медленно и многозначительно поднял палец.
— Не надо! Уголовного… дела! А я ведь в своем деле — мастер. Не хуже тебя! Подведу под статью, как миленького!
Кадровик откинулся от стола и почти сочувственно сказал:
— А тебе раньше… Еще от других статей… Надо отмазаться!
— Каких… Таких статей? — хрипло спросил Кирилл.
— А на Ивана Дмитриевича ты не надейся! — тихо, как маленькому, объяснил ему Петр Петрович. — Он ведь… вельможа! Ты-то меня не выдашь! Невыгодно тебе это… Он же нас всех презирает! А сам-то, как любой другой вельможа, не замечает… Что он от нас же полностью и зависит! Вот как я доложу ему твое дело… Так он и решит! А чтобы за тебя… Голову… В огонь? Так этого — ни-ни! И не думай! Не жди…
Он помолчал, оценивая впечатление от своих слов.
— Сколько раз… Еще я могу… Отказываться? — наконец спросил… Смог спросить Корсаков.
— Ни разу! — улыбнулся Петр Петрович. — Ни разу!
— Но я все равно… Не пойду туда!
— А тебе никто и не предлагает! Отказ твой — уже принят!
— И что же… Теперь? — Корсаков инстинктивно начал подниматься.
— А ничего! — махнул рукой кадровик. — Иди… Только не говори мне… Что будешь жаловаться! Не на кого тебе жаловаться! Кроме самого себя! Скажи еще спасибо… Что охрану не вызвал, когда ты…
Он кивнул на прибор.
— Охрану? — машинально переспросил Кирилл Александрович.
«Крепыш» насторожился, проследив за его взглядом, и вдруг рявкнул во всю мощь своей глотки:
— Вон отсюда! Паскудник! Дерьмо… желторотое!
Кирилл Александрович замер. Потом молча поклонился. Открыл дверь и, на мгновение задержавшись, тихо проговорил… (Прямо в глаза Петру Петровичу, «Крепышеву».)