Закурил мятую, кривую, и взгляд его проснулся.
— А-а… Это ты? — узнал он Корсакова. — Что? Морду пришел бить?
Он усмехнулся и потянулся к стоящему на полу телефону.
— Сейчас, сейчас! Обмозгуем это дело…
Его, еще заспанное, лицо стало осмысленным, властным — на другом конце провода подняли трубку.
— Нахабин. Привезли гостей с выставки? А остальные? А с внешторговцами у них как? А вы сами… Сами позвоните! Нет, в Большой я не поеду! А это не по моей линии! Пусть Верховный Совет… Да, да! И вообще я не любитель балета. И так раз десять в году смотрю «Лебединое»!..
Он встал и, держа телефон на длинном шнуре, вышел из комнаты. Он продолжал так же спокойно и делово выговаривать кому-то из подчиненных… Было слышно, как он с телефоном зашел в туалет. Теперь он отчитывал собеседника за время назначенной завтрашней встречи.
— Да не вертитесь вы! Под ногами! Евгения Корниловна! — это уже — не в телефон. — Буду! Буду обедать!
Потом в туалете спустили воду.
Наконец, он снова появился в комнате… Плечом поддерживая телефонную трубку, на ходу застегивая зиппер.
— Ну, пошлите в театр Тимошина! Он мне сегодня не нужен. Пусть только позвонит к ночи. Мне машину. К 17.00.
Он посмотрел на Корсакова, будто впервые увидел его.
— Да! — неожиданно крикнул в трубку. — Машину мне… На Горького! А с внешторговцами я сам разберусь…
Разговор был окончен. Нахабин плюхнулся обратно на тахту.
— Ну! Так, что? — Нахабин тер лицо сухими, худыми пальцами. — Обедать будем?
Не дождавшись ответа, крикнул:
— Корниловна! Жра-а-ать!
И зевнул — сладко, покойно.
— Вот, такие дела! — заговорщически, по-мальчишески многозначительно, сказал Нахабин и погрозил кому-то пальцем.
Корсаков смотрел на него почти с испугом.
«Что все это значило? Наглость? Чувство собственной безнаказанности? Или просто ему плевать на него, на Корсакова. Так же, как и на Галю. На какую-то там тетку. На гостей! На весь мир?!»
— Все детством… Занимаетесь? — словно угадал его мысли Нахабин. Пружинисто, одним движением поднялся с тахты.
Посоветовал — благожелательно, но не без угрозы.
— Бросать надо! Вот так! Кирилл Александрович.
Он пошел к двери, на пороге оглянулся. Галя, как привязанная, двинулась за ним.
— Прошу! — почти серьезно сказал Олег Павлович Корсакову. — Как говорится… «чем бог послал»!
Не дождавшись ответа, он шел впереди по длинному, высокому коридору. В его энергичной, подобранной, как у волка (почему так показалось? — подумалось Корсакову), походке уже не было ни гаерства, ни смущения, ни показной удали… Впереди Корсакова шел уверенный в себе, худой, властный человек.
Войдя в столовую, Нахабин быстро прошел к своему креслу во главе стола. Усадил рядом с собой Галю. Она смотрела на него с ожиданием… Словно задала вопрос и ждала ответа.
Резко выбросив худую, длинную руку, Нахабин молча, жестом, предложил Корсакову садиться.
Кирилл опустился на стул с высокой, гнутой спинкой.
Столовая резко отличалась от всего, что он видел в этой пустынной, неуютной квартире. Старинная, красного дерева, мебель. Тяжелые, угловатые павловские контуры были соразмерны немалой величине комнаты. Ни пылинки, ни пятнышка на полировке. Стол, покрытый старинной белоснежной камчатной скатертью, был накрыт, как для настоящего приема. Старинный фарфор, серебро… Хрустальные — не петровские ли еще? — штофы, солонки, тоже хрустальные подставки для серебра…
Все было подавляюще солидно! За этот стол не то что в джинсах, в обычном пиджаке было сесть неудобно. Нахабин как будто не замечал ничего этого. Он делово потянулся за грузинской зеленью, накладывая на тарелку салат. Все быстро, делово, энергично.
Олег Павлович потянулся к штофу и взглядом спросил Корсакова, сидевшего за пустой тарелкой. «Налить?»
— Налей, — кивнул Корсаков, и Нахабин чуть удивленно посмотрел на него.
— А ты чего не ешь? Или тебя наш Петрович… — Кадровик! Уже накормил? — тихо, пренебрежительно засмеялся он. Но сразу снова стал серьезным.
— А где же… Хозяйка? — стараясь быть спокойным, спросил Корсаков.
— Ты где? — крикнул в глубину квартиры Нахабин. — Евгения Корниловна! Гость тебя требует!
На пороге появилась немолодая, невысокого роста, быстрая женщина.
— Корсаков, — поднялся со стула Кирилл, поцеловал протянутую руку.
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Вот… Вы какой? — искренне залюбовалась им Евгения Корниловна. — Олежек? А? Какая «морда»? А?