«Морда»? Что за амикошонство? Что за дурной тон?»
— Женя! Не бросайся на мужиков! Для тебя это… Поздновато! — Нахабин, как говорится, ел «в три горла». — И не забывай, что здесь… Дети!
Он притянул к себе голову Гали и осторожно, нежно поцеловал ее в висок. Она покраснела…
— Вы уж извините… У меня беспорядок! — обратилась хозяйка к Корсакову. — Только недавно переехала. Одну комнату и успела обставить. А везде еще…
Она только махнула рукой.
Евгения Корниловна сидела рядом с Корсаковым и по-прежнему с особым интересом разглядывала Кирилла. — Нет! Вы все-таки ужасно похожи…
— Тетя! — неожиданно зло одернул ее Нахабин.
— Ладно, — продолжил Нахабин, взяв себя в руки. Опустил голову. Замолчал.
Когда Корсаков снова встретился с ним взглядом, то понял, что сейчас будет сказано важное. Олег Павлович резко поставил граненую, старинного хрусталя, рюмку.
— Что ты сидишь? С постным лицом? Лучше бы действительно… Морду мне набил?
— Олег! — начала было Евгения Корниловна, но Нахабин отмахнулся от нее.
— У тебя что… Дочерей — «пруд пруди?!» Или одна… Все-таки?! — лицо Нахабина мгновенно стало красным, испитым, злым. — Или? Воспитание не позволяет?
Корсаков молча, аккуратно складывал салфетку.
— А мне… Мое воспитание! Позволяло! И позволяет! Потому что я живой человек! Потому что я ее — он ткнул худым, длинным, дрожащим пальцем в Галю — Ее… дуру! Люблю! И мне плевать, что ты там обо мне думаешь…
Он вскочил из-за стола и начал ходить вдоль окна.
— Мне плевать, зачем она… Зачем она пошла на это! — повторял он. Теперь это звучало растерянно. — Мне за сорок! А ей двадцати еще нет! И не делай постную мину! Вы прекрасно все знали! Пусть… не обо мне! Но ты знал… Знал, что твоя дочь… Беременна! Но не хотел отдавать себе в этом отчета? Не хотел беспокоить себя? Ты же выше этого?! Ты же — высоконравственный! Высокоидейный! Совершенство ты наше…
В тот же момент, со страшным металлическим грохотом, что-то рухнуло в глубине квартиры.
— Что… Это? — беспомощно озираясь, вскрикнул Нахабин. И тут же рассердился. — Что у вас творится в доме?! Тетя… Кто… Там еще?
— Женщина… Пришла стирать, — Евгения Корниловна была уже у двери. — Таз, кажется, упал…
— Так выгони ее! К чертовой матери! — кричал Олег. — И таз… свой выброси! Какие тазы?! У людей… Нормальные стиральные машины… А тут… Какие-то тазы?! Какие-то прачки?!
Он, со злости, двинул тяжелый старинный стул и ушиб ногу. Сморщился от боли…
Галя подошла к нему и обняла его за плечи.
— Ну, что вы сидите? Евгения Корниловна? Разберитесь! — пришел в себя Нахабин.
— Есть вещи… Олег Павлович! В которые я прошу вас… Не вмешиваться! — Она приподняла скатерть. — Такие ткани только дикарь может стирать в машине. Вы поняли меня?
Она очень серьезно посмотрела на Нахабина. Не ожидая ответа, вышла из столовой с высоко поднятой головой.
— О! О! Тоже — королева! Хранительница устоев!
Нахабин пытался пригласить Кирилла в сообщники. Он снова сел за стол, резким движением выпил остатки водки. Задумчиво, отстраненно, посмотрел на Галю.
— Мне… Уйти? — тихо спросила она.
Он молча кивнул головой.
Теперь, вдвоем, они сидели по разным концам длинного — бесконечно длинного — стола.
— Ты… Прости меня! — неожиданно открыто сказал Нахабин. — Просто не люблю я этого… Неясностей! Церемоний! Китайских…
Он ждал, что Корсаков ответит. Но Кирилл сидел в той же, неестественной, замершей позе.
— Болеешь, что ли? — спросил Нахабин. Лицо его исказила досада. — Ты не беспокойся! Галю я не брошу… — тихо добавил он. — С женой у меня давно… Непорядок! Отступится! Согласовано!
— Что… Согласовано? — еле слышно спросил Кирилл. Поднял глаза на Олега Павловича.
Нахабин увидел в них такую растерянность, такую боль, что невольно отвернулся.
— Не надо! Не надо… Так! На меня смотреть! Не маленький небось? Сам должен понимать! Такие вещи у нас надо согласовывать!
— Что?! Понимать? Что — согласовывать?!
— Ну, это… Все! — неопределенно показав рукой, ответил Олег. Встал, снова сел. Потянулся к штофу, но не налил. Потер рукой лицо.
— И у меня было такое… Когда… «Не в струю»! Не раскисал же я…
Нахабин неожиданно слабо улыбнулся.
— Тоже мне… родственничек! Будущий!
Он попытался перевести разговор на свойский, шутейный лад.
— Ты теперь кто мне получаешься? Деверь? Шурин?
Корсаков встал.
— Я пойду.
— Куда? Ты что! Куда ты пойдешь?! — испугался Нахабин. — Обед же…
Он уже снова сердился.