Она стала серьезной. Машинально, слепо потянулась за сигаретой.
— Я ведь выписала его после шестого класса из своего родного города. Из Борисоглебска… Кем бы он мог стать там? Ну… Не знаю. Председателем колхоза! Максимум! — Евгения Корниловна уходила в себя. — Моя сестра не имела средств… А я имела! Я была замужем за…
Она назвала фамилию очень известного академика.
— Но детей у нас не могло быть. Он мне годился если не в дедушки… То в отцы! Прекрасной души был человек!.. Бессребреник! Он даже не брал деньги за свои изобретения. Не оформлял патенты! Так, кажется, это называется? А ведь за них ему полагались деньги… И весьма приличные! Но он говорил: «Я сделал эти открытия на работе! А за нее я получаю зарплату». Вот такой был человек!
Она сидела, глядя перед собой. И говорила, казалось, тоже сама с собой.
— Я бы сказала — это был человек самоограничения… Во всем! Он не позволял мне истратить лишнего рубля! Но я не нуждалась в деньгах… У меня были… Давние отношения с одним… близким мне человеком. Удивительной доброты! С прекрасными перспективами! Он был армянин. То есть он и сейчас жив, и у нас дочь. Кстати, тоже не очень счастливая… Но это все преходяще! Но начинала она… Во-первых, она была божественно… Красива!
Лицо Евгении Корниловны зарделось — она похорошела. Заломила было руки, но тут же поймала себя на этом. Улыбнулась Корсакову, отбросила сигареты и потянулась за тяжелыми серебряными четками.
— Ну, что была бы моя жизнь? Если бы я не взяла к себе Олежку! А? Дочь ведь не могла быть со мной — ее воспитывал отец. А вы знаете армянские семьи? Армянские нравы! Эти строгие, черные бабушки в черных платках, в черных юбках до пят! А еще хуже — дедушки! Тоже верные и молчаливые… А глаза у них… Такие! Только и гадай, когда он тебя зарежет?! Сегодня к вечеру или к завтрашнему утру?!
Она замолчала, вздохнула… И все равно мечтательно смотрела куда-то в сторону, где будто еще живо было ее прошлое.
— Я вам буду все… Все рассказывать! — пообещала она, снова улыбнувшись. — В общем, дочь свою я увидела уже взрослой. Да! Так получилось…
Ее голос был теперь раздумчив, но как-то жесток…
— Вы понимаете… Что я… Все-таки не могла принести в подоле… Своему Илье Ильичу дочь? Поэтому Айзик ее отправил к матери. Как уж он объяснял ей — не знаю. Даже не могу себе представить! Потом — война. Айзик попал в плен! Вернулся! Ссылка… Сколько я перенесла! И единственная моя опора, моя вечная опора — Илья Ильич. Его дети от первого брака были удивительно… Удивительно… «Странными»! Так скажем… Но, во-первых, они, конечно, восстали против меня… Но то было вначале. Потом я добилась, чтобы они все жили отдельно. Я готова была им во всем помогать. На всех семейных праздниках они — первые гости. Но… В доме должна быть одна хозяйка! Так же, как и один хозяин. Пока я была молода, глупа, наивна… Илья Ильич был счастлив. Да, да, счастлив! Ему всегда нужна была молодость рядом с ним! А после войны? Что я уже была? Побитая жизнью, располневшая, со щитовидкой… Вы сами видите?
Она наклонилась к нему и искренне посмеялась над своей нынешней красотой, приглашая и его сделать то же… Кирилл смотрел на нее во все глаза.
Почему он слушал ее? Она говорила о чем-то далеком от его жизни, но все в ее словах обещало что-то другое… Гораздо более важное, понятное, даже близкое ему. Что-то такое, что, может быть, объяснит… Откроет… Разрешит и его проблемы?!
— И вот… Появился Олежка! Вы понимаете, что такое после голодной, послевоенной деревни — шестикомнатная квартира в собственном — я подчеркиваю! — в собственном доме… В центре Москвы! Где живут два старика. Где на стенах работы Рокотова, Поленова. Да что там! Этюд Рафаэля! Подлинник Брейгеля! «Мужицкого»… Да, да, не удивляйтесь. Вот на это денег в нашем доме не жалели! Где драгоценная посуда…
— Я видел, — непроизвольно подтвердил Кирилл.
— …где золотые ножи в апельсинах. И вы знаете? Мальчик заболел! Он понял — есть жизнь и Жизнь! Одна жизнь, где пухнут с голода! И другая… Где… «золотые ножи в апельсинах»! Сначала мне показалось, что он возненавидел нас. Но Илья Ильич был такой искренний человек! Он был… Настолько бескорыстен!
Она засмеялась. Молодо… Удивленно…
— У него… Даже машины своей — не было! Дачи — не было!
Последние слова она выкрикнула. Но тут же снова стала серьезной, даже печальной.
— Тогда Олег еще не знал, что во время войны… А Илья Ильич много работал для фронта! Все основные его труды, премии, Звезда Героя — все он получил в те годы. Он говорил мне в эвакуации: «Я не хочу знать, что сейчас трудно с продуктами! Мне нужно работать! Мне нужны свежие мозги! Мне нужно питание! Продавай все! Ковры! Картины! «Бехштейн!» Я должен иметь черную икру… Белый хлеб… Масло… Все! Как — в мирное время! Я работаю…» О-о-о! Это была сложная натура… В каком-то смысле я счастливый человек. Вокруг меня всегда были сложные люди! Но это были личности. Илья Ильич сделал и Олега. Буквально «сделал». Своими руками! Ох, как он жалел, что Олег не стал химиком! Он бы передал ему все: кафедру, знания, связи… Он видел его продолжателем своих дел… Но! Не суждено! И так бывает… Илья Ильич умер пять лет назад. Я выполнила свой долг… Он был счастлив!