Кирилл Александрович иронизировал над самим собой, над всем светом… Но в душе-то он знал, что никуда ему не деться от еще прячущегося, еще подконтрольного, но уже леденящего душу и одновременно разжигающего его, внезапного азарта. Только, в отличие от нахабинского, его темперамент, его атака будет и подготовленной, и сто раз проверенной! Стрела не вылетит из лука, если не ясна цель… Если она скрыта в тумане. Как это у Гоголя — «струна в тумане?…» Хорошо… Ай, как хорошо!»
Именно этот далекий, летящий звон оживал сейчас в его душе.
Накинув халат, он бодрым шагом вышел из ванной. На ходу чмокнул Галю и почти бегом бросился в кабинет к телефону.
У Карманова подняли трубку сразу, словно у аппарата ждали его звонка.
— Ну, сколько можно… До тебя дозваниваться?! — рокотал в трубку Кирилл, хотя ни разу за эти дни не набирал этот номер. — Звоню, звоню, звоню…
— Ты что такой веселый? — услышал он настороженный голос Андриана. — Что-нибудь… переменилось?
— У меня что ни день — то перемены! — искренне рассмеялся над самим собой Корсаков. — Нужно переброситься…
— Давно пора, — согласился оставшийся невозмутимым Карманов.
— У меня? — полувопрос-полуутверждение.
— Подожди у телефона. Я соединюсь по местному… — в трубке было почти ничего не слышно, но то, что Карманов связывался с дядей, было ясно.
Андриан снова вернулся к разговору.
— Через пятнадцать минут за тобой заедут.
— Но…
— Времени для кейфования уже не осталось. Дядя ждет тебя.
— А ты?
— Я тоже буду.
Корсаков положил трубку.
«Так, — он перевел дыхание. — Выбор, кажется, сделан?! Куда он только приведет?»
За пятнадцать минут надо было одеться. Что-то сказать Гале… Обязательно сказать!
— Галя… — крикнул он в глубину квартиры. — Иди ко мне!
Она стояла за дверью.
— Ты слышала… Наш разговор?
— Нет… — она опустила глаза. — Не весь… Я же убиралась.
Корсаков встал. Повернулся к дочери.
— Галя… Я не знаю! Как с тобой говорить…
Он готов был сорваться, повысить голос, но неожиданно заметил, как поникла его дочь. Словно сами стены их ухоженной, просторной, какой-то самодовольной квартиры — именно самодовольной! — действовали на нее.
— Ну! Пойдем, пойдем ко мне… — он несмело взял ее за плечи. — Поговорим.
— Тебе же ехать надо?
— Да, ладно, ладно…
Он ввел ее в кабинет, увидел разбросанные свои вещи. Ему стало неудобно — он сейчас должен был одеваться при взрослой дочери.
— Я тебя только прошу… — заторопился Кирилл Александрович. — Ты дождись меня… Сегодня! Не ложись спать.
Галя отступила к двери, понимая, что разговора опять не будет.
— Мы обязательно… Мы должны поговорить!
— Почему ты не спрашиваешь… Где мать и Генка?
— Я не хочу! — невольно вырвалось у него. — Потом!
Надо было спешить… Он повернулся к дочери спиной, снял халат, начал одеваться, не глядя на Галю.
Когда он перекинул через плечи подтяжки, Кирилл почувствовал, что она сзади помогает ему пристегивать замочки.
Волна неожиданной нежности охватила его.
— Ничего, Га… Ничего! — сказал он негромко. — Все устроится. Мы с тобой… Еще во всем разберемся!
Галя прижалась щекой к его спине, и он кожей почувствовал, как горит ее лицо.
— Я всегда думала… — тихо сказала она. — Что ты такой сильный… Строгий.
— Строгий? — удивился Корсаков.
— Сильный? — повторила она.
Дочь настаивала на ответе. Он замер.
— Я? — тихо ответил Кирилл. — Я… Может быть, не сильный… Но я — счастливый.
Эти слова вырвались откуда-то из самой его сущности… Непроизвольно, не задумываясь! Кирилл повернулся к дочери и увидел, что ее глаза полны слез.
— Га-Га-Га… — он поцеловал эти слезы и почувствовал, что она вся дрожит, прижимаясь к нему. Не хочет, боится отпускать его.
— Ты… Все понимаешь?! — она дала волю слезам. — Ты все обдумал?
Кирилл Александрович усадил ее на тахту. Он не мог просто уйти сейчас.
Галя отвернулась, вытерла глаза. Секунду сидела, как окаменевшая.
— Да… — неопределенно произнесла она и посмотрела на отца. — Про других — ты все понимаешь.
— А про себя? — попытался улыбнуться Кирилл Александрович, но лицо дочери только помрачнело, постарело, осунулось. — Про себя — я ничего не понимаю? Да? Ты это хотела сказать?