— Жду тебя у больницы, — сказал Шлендер.
Геннадий заспешил в редакцию. Маша встретила его с подшивкой газет в руках.
— Что-нибудь случилось? — спросила она. — Я же сказала: сиди, носа не высовывай.
— Напугал я тебя, однако, — рассмеялся Геннадий. — Теперь каждый раз при виде меня ты будешь вздрагивать… Ничего не случилось.
— Сейчас ты на человека похож. А вчера я и вправду перепугалась. Такой ты весь был… Не знакомый… Уснул, как щенок. Мне даже будить тебя было жалко. Я хотела…
— Маша, — перебил ее Геннадий. — Я сейчас уезжаю в тундру. Со Шлендером. Дня на четыре.
— Поезжай, — не сразу ответила Маша.
— Мне это нужно, понимаешь? Я не могу… Пусть она вертится без меня, эта свистопляска!
В кабинет вошел Карев.
— Мария Ильинична, вы обещали… — Он осекся, посмотрел на Геннадия. — Здравствуйте, молодой человек.
— Антон Сергеевич, — сказала Маша, — это Геннадий Русанов. Познакомьтесь.
— Мы знакомы, — сухо кивнул Карев.
«Вот и все, — подумал Геннадий. — Великолепный финал. Глупее не придумаешь. Черт меня дернул тогда за язык… Теперь я стою перед ним голенький».
— Мы знакомы, — повторил Карев. — Вы уже поговорили? В таком случае, Геннадий Васильевич, прошу вас на минуту ко мне. Я вас не задержу…
Они сидели напротив друг друга. Карев, подперев голову рукой, внимательно смотрел на Геннадия. Геннадий, неудобно примостившись на краешке стула, отводил глаза.
— Ловко получилось, — наконец сказал он. — Ну что ж, можете меня разоблачать.
— А собственно, в чем? Я как-то не улавливаю…
— Прекрасно вы все улавливаете! И все хорошо помните.
— Помню. Чаек у вас был отменный. И термос удивительный. Я только однажды видел похожий, его сделал монтажник Семен Николаевич Бурганов. Не слышали о таком?
— Это его термос и есть. Как видите, дорожки сходятся.
— Вот оно что…
— Товарищ редактор, — вызывающе сказал Геннадий. — Вы ведь меня не затем пригласили, чтобы о чаях разговаривать.
— Да-да… Я понимаю, вас расстроила встреча со мной, со свидетелем вашей сомнительной бравады. А ведь вы, помните, собирались… Хм… Стучать золотыми подковами по черепам дураков, как говорил Алексей Толстой… Эх вы, сильная личность! Сразу и скисли.
Но Геннадий уже пришел в себя. И успел разозлиться.
— Проигрывать надо красиво! — сказал он. — Хотите, я помогу вам написать опровержение на все, что вы печатали в своей газете о передовом шофере Русанове? Безвозмездно помогу.
— Опоздали, Геннадий Васильевич. — Карев вытащил из стола картонную папку и положил перед Геннадием. — Полюбуйтесь!
Геннадий перелистал бумаги. Это было целое досье — вырезки из газет, докладные записки, копии решений товарищеского суда и коллективное письмо шоферов Курильского рыбозавода. Первым подписался под ним тот самый учетчик, которого Геннадий имел когда-то неосторожность уличить в приписках.
— И давно вы это храните?
— Порядочно… Архивы у нас захламлены, так что можете взять на память.
— Но ведь на эти письма надо было ответить?
— Мы ответили. Написали, что привыкли судить о человеке по его делам, а не по тому, что пишут о его прошлом. И не по тому, что он сам о себе рассказывает на заснеженных горных перевалах.
Карев на секунду словно бы расстегнулся, глаза его под пенсне весело блеснули.
— Спасибо, — тихо сказал Геннадий.
— Не за что… Но когда будете еще раз оттачивать параграфы своего социального закона, не поленитесь обосновать мотивы, по которым я вернул вам эти бумаги. А когда обоснуете — можете поделиться. Мне будет любопытно.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Геннадий после паузы.
— Идите… Кстати, вы обещали Марии Ильиничне статью о целесообразности контейнерных перевозок. Вы не забыли?
— Я ничего не забываю, Антон Сергеевич. У меня хорошая память…
22
Утром, выходя из дома, она знала, что надо делать. А теперь сидит у себя в кабинете, перебирает бумаги, и мысли скачут, как зайцы. Это тебе не очерк писать о передовом шофере. Тут думать надо… Пойти к начальнику милиции? Да, конечно, хотя она представляла, как ее там встретят. Вежливо, с улыбкой — работают они давно в полном контакте, что называется, — а в глазах: не мешала бы ты нам делом заниматься.
Но самое главное, она совершенно не знала, о чем и как будет говорить. Есть какие-то следы, вмятина, есть автоинспектор, и он установил, что виноват Русанов. Все это они скажут Маше, вернее, не Маше, а корреспонденту Строговой. Так и так. Экспертиза, показания. Что она им может противопоставить? Сказать — я ему верю? Лучше уж тогда сказать — я его люблю.