– Запретила! Да вы ее знаете? Может она что-нибудь запретить? Топнули бы ногой, настояли на своем.
– Есть такая вещь, как уважение, – сказал он спокойно, не обидевшись на мой тон. – Не всегда надо пользоваться тем, что ты сильнее.
– А она, значит, вас не уважает.
– Это ее дело.
Господи, как у них всё сложно.
Аллея начала забирать вправо и свернула к озеру. В погожие летние дни отсюда открывался чудесный вид: сияла золоченая маковка церкви, косматые облака висели в неподвижной воде, и даже берега, частично скрытые травой, уже не казались безобразными. Зимой снег маскировал морщины на покатых бурых склонах. Но в межсезонье озеро нагоняло на меня такую тоску, что я старалась сюда не ходить. Поэтому, когда отец сказал, меняя тему: «Хорошо здесь», я только буркнула:
– Чего уж хорошего. Запустили всё.
Рассеянное выражение исчезло с его лица, и он стал вглядываться вдаль, серьезно и чуть нахмурившись.
– А знаешь, отчего оно такое? Ну, озеро?
– Эрозия почвы? – предположила я не очень уверенно.
– Это уже не просто эрозия. Тут целый оползень.
– Разве они такие бывают? Мы же не в горах.
Я не поверила ему: слишком серьезным было слово, с какими-то трагическими, репортажными обертонами. А здесь было тихо и буднично, даже вороны не каркали.
– Еще как бывают. Масштабы, конечно, разные, и скорости тоже. А механизм один: движение материала под действием силы тяжести. Оползень – штука коварная. Иногда годами дремлет, а потом что-то запускает процесс: сильный дождь или стройка рядом…
– А овраг вон там вы видели? – Я показала на другой берег, где в озеро, змеясь, впадал ручей. – Это тоже оползень?
– Видел. Он, кстати, растет. Это, собственно, часть одного большого оползня. Если ничего не делать, он может со временем всё это захватить, – отец обвел рукой крыши домов, стоящих вдоль берега.
Я представила, как склон осыпается, глубокая трещина вспарывает дорогу и движется вглубь квартала, заставляя фабричные трубы накрениться, как Пизанская башня.
– А кто их изучает – геологи?
– А это, кстати, как раз по твоей специальности. Геология – это ведь в первую очередь состав пород. А геодезисты могут измерить, как оползень движется. Опять же, карту составить… Ты уже факультет себе выбрала?
– Нет еще, – созналась я. – Сперва на картографию и хотела, но это вроде бумажная работа в основном. Ненастоящая какая-то…
– Ну, это глупости. По полям придется бегать будь здоров. А ты любишь карты рисовать? Небось сокровища искала в детстве?
– Было немножко, – сказала я с неохотой. Его неловкие заигрывания уже почти не раздражали, но я хорошо помнила, зачем я с ним встречаюсь. – Потом в геологический кружок пошла.
– И что, не легло на душу?
– Типа того. Все-таки надо к этому страсть иметь. У меня с точными науками хорошо, но что же мне теперь, как все, в экономисты? И в информатику неохота, всю жизнь на заднице. Я мир хочу посмотреть.
– А ты знаешь, ты съезди в институт. Походи там, поспрашивай, среди студентов потолкайся. Сама почувствуешь, что твое, а что нет.
Я не ответила, но про себя решила, что непременно так и сделаю, пусть для этого пришлось бы прогулять школу. Надо всё увидеть самой, узнать как можно больше и сделать выбор. Сейчас это самое важное. Один шаг определит мою жизнь на много лет вперед, и некого будет винить, если я ошибусь.
– Ты серьезная стала, Яся. В детстве такая хохотушка была, а сейчас даже не улыбаешься. У тебя всё хорошо? Друзья есть?
– Всё у меня есть. – Я сунула руки в карманы. – Может, дальше пойдем? Стоим тут на одном месте…
– Да, конечно… Прости.
До самой церкви он покорно молчал – то ли и правда понял, что сказал лишнего, то ли демонстрировал обиду. А потом, словно вспомнив о чем-то, озабоченно спросил:
– А мама знает, что ты здесь?
Я покачала головой.
– Н-да. – Он вздохнул. – Город-то маленький… Может, как-нибудь по Москве погуляем? Если ты хочешь, конечно.
– Я подумаю. У меня сейчас дел полно: экзамены и все такое.
– Это понятно. Ты учись. Я верю, что ты поступишь.
Он сделал неопределенный жест, потоптался и добавил:
– Счастливо тебе, Яся. Не сердись на меня.
По дороге домой я едва удержалась от соблазна купить в ларьке шоколадный батончик, чтобы утолить голод. Маме опять задерживали зарплату, а мои деньги, заработанные на тапочках, таяли слишком быстро. Войдя в квартиру, я первым делом открыла все форточки: батареи грели по-зимнему, невзирая на календарь. Вскипятила воду, высыпала в кастрюльку суп из пакета – всё лучше, чем жевать сухие бутерброды, – и тут же, на кухонном столе, разложила учебники. Если я сделаю все уроки сегодня, то в выходные хватит времени и на уборку, и на шитье. А еще хорошо бы снова пойти в бассейн. Последний месяц спина болит сильнее обычного.