Карибская эскапада [СИ]

Зеленый поплавок, сделанный из пера попугая, медленно пошел в сторону, покачнулся и уверенно утонул.

Подсечка, короткая борьба, и длинная зеленая рыбина, широко разевая зубастую пасть, запрыгала по белому песку.

Это уже третья за утро — право, недурно.

Теперь можно, не торопясь, перекурить.

Сан-Анхелино наконец проснулся.

Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким необработанным камнем улицам — кто-то по делам, но большинство просто так — ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста — четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в тени.

В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз «Кьянти», оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.

Рыба больше не клевала.

Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за банановой рощи, что уютно расположилась у меня за спиной.

Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.

И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом — будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали грубый шрам — линию горизонта.

Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре — новый тропический день…..

Под Южными Созвездьями…….
Небо и Море — одного цвета,
Нет между ними — Горизонта линии……
Говорите: Здесь всегда — Вечное Лето?
Плесните-ка — ещё — Мартини…..
Скорее всего, я тут зависну — надолго.
Возможно, что — и навсегда….
Между тропиком Рака — и тропиком Козерога,
Говорят — медленно летят — года….
Я — зависну, не думая о хлебе насущном,
Бананы и кокосы — падают прямо в руки — всегда…
Сиеста — многочасовая, и Любовь, говорят, места эти посещает —
Разборчиво, иногда?
Что ещё надо — чтобы подбить Итоги?
То ли всей Жизни, то ли — только Её проявлениям частным?
Вдруг — здесь навсегда останусь, подражая многим,
Счастливым — в конечном итоге? Или — несчастным?
Вдруг, год проспав, объевшись цветками лотоса,
Я вернусь, всё же, в свой Мир — прежний?
Где метели метут — целый Год — без всяческих вопросов,
Всё метут, метут — без бонусов — на Надежду…….
Вернусь — к той девчонке — с глазами серыми,
Словно, та вода — в знакомом роднике.
Со словами — на удивленье — несмелыми,
Что родились негаданно нежданно — в этом тропическом далеке….
А, вечерами зимними, хмурыми, промозглыми,
Что сразу наступают — по окончании короткого лета.
Я буду ей рассказывать — веками нескончаемыми, долгими
О тех местах, где Небо и Море — одного цвета……………………………

А дела наши пока идут нешатко-невалко — не можем нужного человека отыскать. Фьорд с доктором на ближайшие острова на «Кошке» ушли — пропажу искать, Мари в местную Столицу отъехала — справки наводить. А я слоняюсь по Сан-Анхелино и его окрестностям — в свободном поиске.

Кстати, этот самый Сан-Анхелино — городишко и непростой совсем, о его возникновении настоящая Легенда рассказывает.

Вот послушайте-ка.

Эта история произошла лет сто назад, а, может и все сто пятьдесят.

Карибия тогда только-только обрела независимость.

Сан-Анхелино назывался как-то по-другому и был то ли большой деревушкой, то ли маленьким посёлком, дававшим приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей — пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами и преступниками, скрывавшимся от правосудия стран Большого Мира.

Белые, вест индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие — в буро-малиновую крапинку…..

Та ещё публика, живущая весело и беспутно

А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было — так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира "La Golondrina blanka".

И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты — высокая, стройная, молоденькая.

Ухаживает в Миссии за больными, детишек индейских английскому языку обучает, и в посёлке появляется только по крайней необходимости — в галантерейной лавке ниток-иголок купить, да на почту наведаться.

Звали её — Анхелина Томпсон, и была она такая хрупкая, грустная и печальная, что глядя на неё даже у бродячих собак на глазах наворачивались слёзы.