Солнце уже клонилось к закату. Путаясь в ветвях высоких тропических деревьев, оно едва касалось золотыми отблесками расходящихся от галеона волн, ненавязчиво напоминая, насколько море бывает прекрасно, когда все опасности позади.
— Если Карлос тоже понёс потери, то расстановка сил почти не изменилась…
— В пещере с телепортом мы едва ли сможем взять с собой команду даже одного корабля, не говоря о всех трёх. Уже прошёл слух, что пленная разведчица пострадала. Насколько всё критично? — глядя на старого друга с долей доброго снисхождения, уточнил де Сандоваль.
— Ранена, но не убита, — постарался холодно ответить адмирал, но понял, что растущие в душе тревоги может скрыть от любого матроса, но не от своей личной совести.
Одного взгляда опального капитана было достаточно. Диего усмехнулся, чувствуя себя по меньшей мере влюблённым дураком, не видящим дальше собственного носа.
— Всегда всё знал, не так ли, хитрый змей? — невольно усмехнулся он, глядя на алые краски заката, чтобы ещё больше не выдать себя, хотя… чего о нём не знает старый друг?
«Хочешь услышать от меня признание?»
— Сколько раз ты меня спасал? — вместо ответа вдруг спросил тот.
— Примерно столько же, сколько ты меня.
— А сколько раз спасал от необдуманных поступков?
— Ни разу, — подумав, ответил Диего, — по традиции ты спасаешь меня.
— Это только так кажется. Обычно ты успеваешь выступить вперёд и вызвать на дуэль всякого, кто действительно пытается задеть меня или нас обоих. Рядом с тобой я просто не успеваю вспылить! — хмыкнул Хорхе. — Хотя одну дуэль я помню. Почти семь лет назад.
Адмирал поморщился, вспомнив прискорбные события. Капитан де Сандоваль неожиданно для всех отдал своё сердце миловидной дочери не слишком богатого дворянина. Хорхе сделал ей предложение и собирался жениться, как только они вернутся после выполнения очередного приказа короны, но никто не знал, что утихшая чума тронет своим крылом Сан-Кристобаль-де-ла-Лагуна. Мерседес, кажется, так её звали, не дождалась своего жениха. По возвращении он даже не смог оплакать возлюбленную у её могилы — всех умерших сожгли. Тогда впервые пришлось оберегать рассудительного друга от глупостей.
— Никогда не думал, что буду договариваться о мирном урегулировании. Хорошо, что тот чиновник скорее случайно попал бы в себя, чем нанёс бы тебе хоть какое-то ранение, и прекрасно это понимал.
— А потом мы снова отправились бог знает куда, где только море, ветер и запах пороха поутру! — кивнул Хорхе. — Я бы точно нашёл свою смерть. Не на дуэли, так ещё как-нибудь. Но ты меня встряхнул. И вот моя тебе притча в качестве благодарности — пока у тебя есть время, будь рядом с любимой женщиной. Чего бы это ни стоило!
— С чего ты взял, что она… — попытался Диего уйти в защиту.
— Ни с чего! — с невинными глазами покачал головой старый друг. — Я просто болтаю. Знаешь, на закате всякая романтическая дурь в голову лезет. Но вдруг тебе мой совет чем-то поможет!
Нечто глупое мальчишеское рвалось наружу, терзая душу. Целый клубок мыслей, слов и чувств. Абсолютно искреннего восхищения женщиной, с которой по-настоящему интересно разговаривать. Просто говорить часы напролёт. Это ли то, чем занимался с женским полом дон Диего, привыкший в своей скучающей манере брать, получать удовольствие и возвращаться в море, ни разу не оглянувшись?! Но разве можно вслух сказать, насколько Ада непохожа на домашних затворниц, за всю жизнь прочитавших только Библию, и не знающих ничего, кроме вышивки и этикета, или как сильно отличается от надоедливых аристократок, не способных говорить о чём-либо, кроме сплетен? Это даже в мыслях звучит смешно. Разумеется, друг не станет смеяться, а напротив скажет, что эта женщина послана Диего богом, очевидно, за все его пригрешения. Такая близкая и непреодолимо далёкая, посланница из другого времени и совсем другого мира.
— Это Его величайшая кара? — поинтересовался он, зная, что Хорхе прекрасно поймёт, в чём вопрос.
— Это твоё величайшее испытание!
Стоило отвлечься на старого друга, как после его отбытия выяснилось, что разведчица давным-давно покинула свою каюту и теперь вместе с Игорем оттесняет судового доктора от его прямых обязанностей. Последний, будучи изгнанным из каюты, в которой врачевал раненых, обиженно заявлял, что его назвали коновалом и пообещали покарать чем-то страшным. Для адмирала нет закрытых дверей на его же корабле, поэтому он храбро вошёл в оккупированную агентами обитель раненых.