— Я умру? — услышал он слабый голос перепуганного матроса.
— Конечно, умрёшь! Все умирают. Даже звёзды гаснут! — уверенный голос разведчицы заставил Диего улыбнуться. В своём репертуаре, как и всегда. — Но не из-за сломанной ноги! Ещё на свадьбе своего сына танцевать будешь!
Вокруг десятка лежащих раненых вороньём вились Игорь и Ада. В руках синеглазки поблёскивали большие длинные иглы, которые она безжалостно втыкала в матросов, пользуясь их беспомощностью. Отчего-то те не кричали после очередной воткнутой иглы и стоически терпели пытки. Адмирал не мог поверить своим глазам. Истыканная до вида морского ежа команда лежала тихо и безропотно, пока радист с громким хрустом ставил им на место кости, очищал и штопал раны при всей посильной помощи Ады. Последняя не торопилась демонстрировать вошедшему своё лицо.
— Доброго вечера, — не поворачиваясь, поздоровалась она, — мы скоро закончим. К ужину точно управимся.
Ловкие отточенные движения обоих шпионов внушали надежду, что действительно к ужину вся работа судового доктора будет выполнена, но один вопрос не давал покоя.
— Зачем вы воткнули иглы в матросов?
— Чтобы они не могли шевелиться и не чувствовали боль. Традиционная китайская медицина. Иглоукалывание, — пояснила Ада, продолжая стоять спиной к вошедшему. — От неё появилась боевая техника Дим-Мак, с помощью которой я людей спать укладываю.
Её слова подтвердили все исколотые пациенты, поклявшись, что им ничуть не больно. Сдержанно кивнув, Диего всё же не справился с нахлынувшим порывом и повернул к себе Аду, чтобы посмотреть, что после лечения стало с её лицом. Мысленно он был готов почти ко всему, даже заранее смирился с безобразными шрамами, которые она получила, потому что спасала его. Но всё же на мгновение дыхание застряло где-то в горле.
Ничего. Даже больше, чем ничего. Мысленно снимая свою треуголку перед медициной 24-го века, он с удивлением смотрел на полностью зажившее лицо Ады, негромко хихикающей от его реакции.
— Что, всё настолько плохо, что аж дышать трудно? — подмигнула она, довольная произведённым эффектом.
В свете солнца он всё же заметил три едва видные бледные линии там, где были нанесены раны, но в остальном красивое во всех смыслах личико не пострадало. Не сдержавшись, Диего осторожно провёл подушечками пальцев по тем местам, где ещё утром видел чудовищные раны. Сначала он хотел лично убедиться, что бархатная кожа осталась такой же гладкой, но вместо этого вспомнил, как гладил её лицо и беззастенчиво крал поцелуй на балу. После слов Хорхе и собственных дум одного лишь прикосновения хватило, чтобы забыть обо всём.
Ада в ответ улыбнулась знакомой улыбкой с хитрым прищуром, глядя ему в глаза. Она не пыталась шутить, пугать притворной болью, а ведь стоило ей охнуть и адмирал отступил бы. Едва сдерживая нетерпение, адмирал приподнял её лицо за подбородок, поедая взглядом синеву её глаз, стараясь увидеть отражение тех же мыслей, что мучили и его. Он слишком долго не касался её. Боялся навредить ещё больше, в добавок к приговору, который преподнёс ей своими руками. Так долго, что казнь едва не произошла на шесть веков раньше в солёных волнах. Игорь громко прочистил горло кашлем, возвращая их обратно в каюту с ранеными матросами, заслужив очередную монетку неодобрения от Диего.
Занятие по фехтованию так и не состоялось. С одной стороны, мешала темнота, а с другой адмирал при всём желании не смог бы поднять на Аду руку. Не после утренней встречи с русалками, не после мыслей о её смерти и уж точно не после вида распоротого лица.
«Она спасла меня. Пожертвовала собой, чтобы спасти меня!» — бились в голове мысли.
— Завтра ближе к полудню мы будем на месте, — с долей сожаления в голосе сообщила разведчица, когда отправила всех пролеченых матросов в крепкий сон и нашла его у штурвала. — Эта ночь — последний шанс расслабиться.
От двусмысленности предложения Диего едва не забыл как рулить кораблём. Дав знак штурману встать на его место, он отвел её в сторону от глаз и ушей. Перед глазами уже сама собой рисовалась картина ночи. Остаться наедине в каюте. Сорвать с неё одежду. Снова и снова ей доказывать, что ни с кем ни в одной эпохе ей не будет так хорошо, как с ним.
— И что же ты предлагаешь? — собственный голос звучал разоблачающе хрипло.
— Позволить матросам немного покуралесить, — вернула его на землю синеглазка. — Выпить. Оплакать друзей. Выпустить пар. Может, даже спеть и сплясать. День был тяжёлым.
Ни одна волна-убийца не смогла бы сравниться по тяжести с тем разочарованием, которое пало на плечи адмирала.