— Да-да, всё понятно! Идём, дорога ждёт! — пробормотал Жека в ответ на очередной параноидальный бред Хуана.
— Говорят, что дорога до острова страшная и непроходимая!
— Ничего, я профессиональный проходимец!
От приближения Буяна настроение Воробьёва ощутимо подпрыгнуло. Возможно, причиной тому стал Кейт, явившийся ему за несколько часов до высадки.
— Слушай сюда внимательно, шкет, на Буяне будет жарче, чем в турецкой бане! — предупредил он, как всегда, пододвигая разведчику пузырь рома. — Держись поближе к Барбароссе и Аде, тогда сможешь выйти живым и прибарахлишься своей подлодкой!
— Так, мне не нужна помощь в доведении до депрессии! Я сам себя доведу. Аду пустили на мясо испанцы, а где агент Вурдалак, вообще неизвестно! — возмутился от дезинформации Жека, но ром послушно выпил.
— Неизвестно только такому дятлу, как ты! Они уже здесь, на архипелаге. Да ты и сам скоро в этом убедишься. Острова маленькие, не разминётесь! Смотри в оба!
После такой воодушевляющей речи Жека просто не мог позволить себе опустить нос. В решающий момент их вновь соберётся трое, как тогда, перед гигантским крабиком. Вновь пришлось признать необходимость строить планы на грядущие дни, которые могли полностью перерешать его судьбу. Обычно с этим мастерски справлялась Шурикова, а теперь она ведёт к телепорту испанцев! Нахрена, а главное зачем? Кейт не стал углубляться в эти детали, значит, не так важна причина, как сходка сразу трех разгневанных сторон! На какой будет сам Воробьёв? Помимо своей-собственной, разумеется.
Марсиане несли аквариум с русалкой по очереди. Хвостатой бабе не слишком нравилось её новое место плавания, возможно, из-за спирта вместо воды или из-за тесноты. Кубическая стеклянная несуразность вынуждала её свернуться клубочком без единого шанса вытянуть хвост.
— А почему мы эту русалку несём, как царицу? Она что, особенная? Сама пусть ползёт. Невелика барыня! — с досадой бормотал Кос, когда людоеды передали смену тащить бабру матросам.
К счастью, для всех, на закате они были вынуждены сделать остановку. Без огневой поддержки линкора, в ночных джунглях Карлос побаивался местную фауну. Жека тоже замечал лесное зверьё. Кто не хищник, тот ядовит. Чуть останется одинокий путник во тьме ночной без присмотра — утром его костями выложат слово «дурак». У пресноводного ручья обнаружилось вполне удовлетворительное каменистое пространство, сухое и ровное. На нём был дан приказ заночевать. Пока матросы выкладывали сухими дровами костерки, Жека подкрался к падре, умывающемуся в ручье.
— Эй, Джуниор, говорят, ты трезвенник. Хотел спросить, как тебе удаётся не пить? — поинтересовался он. — Мне отказаться от алкоголя тоже несложно, сложно понять, зачем. Да и как только я даю себе слово не пить, находится группа людей, на деле доказывающая обратное.
— Я ненавижу алкоголь, — просто ответил молодой капеллан. — На дне бутылки не найти ответов!
— Но алкоголь не помогает найти ответ. Он помогает забыть вопрос, — хмыкнул Воробьёв. — Так как?
Однако того заинтересовал аквариум с русалкой, и разведчик остался без ответа на насущный вопрос. Какими бы жестокими хищницами ни были русалки, падре смотрел на мутантку с жалостью. Видя, как рыбо-женщина задыхается в спиртовой ванне, он умудрился отобрать у марсианского людоеда саблю и открыть крышку аквариума на пару сантиметров, чтобы та могла глотнуть кислорода. За свою храбрость, граничащую с махровым самоубийством, капеллан моментально получил всеобщее уважение. Матросы, побаивающиеся пришельцев, не поскупились делиться с Джуниором частью своего ужина, поговаривая, что добрый самаритянин очень уж тощий.
Впечатлилась и сама русалка. Продолжая шипеть на всех, кто приближался к аквариуму, она делала исключение для падре. Несмотря на длинный серебристый хвост, скрытые когтищи и акульи зубы, мордашкой она обладала пробивающей на жалость. Миленькие щёчки, пухлые губки, бровки домиком и грустные-грустные глазки, как у Воробьёва, когда весь ром заканчивается, а до ближайшего места «дозаправки» не меньше дня пути. Немудрено, что жалостливый падре даже пытался подкармливать чешуйчатую, а после отбоя начал читать ей по памяти стихи каких-то испанских поэтов. От вида этого неловкого целомудренного ухаживания Жека только громче храпел. Первый раз он проснулся из-за ящерицы, хлестанувшей его хвостом по лицу, и услышал голос капеллана: