— Невозможно без последствий пройти сквозь время. В момент путешествия тело… — она замялась, пытаясь подобрать слова. Из груди едва не вырвался смешок от собственного сходства с лекторами, которые её всему учили в почти забытом будущем. — Тело рассыпается на множество мельчайших частей. Меньше песчинки. Они сливаются с потоком, который проходит мостом между двумя телепортами, а потом собираются воедино на том конце. Если что-то произойдёт с телепортами или с мостом, то какие-то «частички» могут не дойти или повредиться в пути, или собраться не так как до́лжно.
Шурикова на мгновение погрузилась в воспоминания. В тот самый липкий душащий ужас, который не давал нормально дышать перед каждым прыжком в неизвестность. Как знать, получится ли нормально собраться или сбой начнёт частично тянуть «обратно» и разорвёт на две условно равные части, или начнут разрастаться повреждения мозге, превратив её в психованную дурочку? Каждый раз ужас. Потому что каждый прыжок может стать последним. Первый, пятый, сотый… Она стряхнула неприятные мысли и перевела взгляд на смотрящего на неё адмирала. И без слов было понятно, что подобное путешествие он посчитал абсолютным безумием.
— Наша служба и опасна, и трудна! Поэтому ходит шутка, что темпоральный разведчик совершает в своей жизни одну страшную ошибку — становится темпоральным разведчиком, — неловко улыбнулась она, пожав плечами. — Единственный придуманный способ защиты тела от ошибок — это пить из первого резервуара. Если выпить переработанное топливо, то время как бы прогоняется сквозь тело возвращая его более раннюю версию. У новых телепортов это происходит в процессе перехода.
— Звучит, как попытка не произносить слово «омоложение», — хмыкнул Диего и с подозрением на неё посмотрел.
— Тело не становится моложе, как в мифах и легендах. Оно становится именно молодой версией себя. Все изменения, раны и травмы исчезают. В этом и смысл защиты. Вылечить повреждения от телепортации нельзя, но можно вернуть тело, допустим, двухлетней давности, у которого этих повреждений ещё не было. Не всегда помогает, поэтому разведчики часто сходят с ума или умирают!
Взгляд испанца стал ещё подозрительнее. Ада мысленно прокручивала все слова, надеясь, что смысл их дошёл до адресата и она не запутала его ещё больше.
— Я никогда не… — поражённо пробормотал он. — Никогда не интересовался. Но сейчас… сколько тебе лет?
«Нашёл у кого спрашивать! Ни один опытный темпоральщик не знает своего возраста! А спрашивать у марсианина совсем труба!»
— Понятия не имею, — честно ответила Шурикова.
— Как это? В 24-ом веке разучились считать возраст?
— Не разучились, но у нашего брата всё очень сложно с возрастом. Лучше не спрашивать, сколько лет мне, Жеке или Игорю. Ответ может шокировать! — предупредила она.
— И всё же.
— Начнём с того, что на Марсе год равен почти двум земным! — присела она на стул рядом с ним, поглаживая спящего ящера, чтобы не выдавать волнение. — Если считать по Марсу, то когда я осиротела, мне было чуть больше семи лет, а по-земному около четырнадцати. Три марсианских года я получала образование темпорального агента. Теорию и практику. Следом два года на земле. Тогда мне насчитали по завершению обучения неполные двадцать три земных года. Ещё год я доучивалась на военного инженера, чтобы попасть в звёздный флот. Две пятилетние миссии и начатая третья, когда нас судили за пиратство капитана.
— Пока тридцать пять примерно, — от недоверчивого взгляда адмирала хотелось срываться в истерический хохот. Счёт только начался и он уже оценивающе окидывал взглядом разведчицу, не веря, что она может находиться в таком «почтенном» возрасте. По завершению ему точно станет плохо!
— А теперь приступаем к сложным подсчётам, — подмигнула она, — моя первая миссия была на Помпеях. Мы не задержались там на несколько лет, как я здесь, а совершили четыре прыжка сквозь время туда и обратно, чтобы охватить длительный период в двадцатилетие и наращивать влияние знаний будущего на местных жителей. И пятый прыжок после извержения. Телепорт не может омолаживать меньше чем на два года жизни. Из-за вреда организму возвращение к молодой версии себя идёт от двух «потерянных» лет и до необходимого срока. Некоторые миссии могли длиться по пятнадцать лет. В Помпеях мы жили от силы неделю-две. То есть я постарела на пять недель и помолодела минимум на десять лет. Вторая миссия плюс два с небольшим года жизни на Первую мировую войну. Минус три года во время возвращения домой. Добавили год из-за сопутствующих травм. Ещё два с половиной года на третью миссию в 22-ой век, чтобы защищать одного представителя королевской семьи от попыток его убить. По возвращению минус три года, поскольку омоложение по месяцам отсутствовало.