«Хотя, ту просто назовут Четвёртой и на этом успокоятся!»
☠ ☠ ☠
1704 год
Вечером накануне. Портрояльск
Личное пыточное пространство оберстлейтенанта Барбароссы
— Отпустите! — кричал, надрываясь Георгий Глистер. — Я всех сдам! Шифры, секреты спецслужб, все грязные тайны! У меня есть даже переписка Гитлера с Евой Браун… не обращайте внимание, что все письма написаны моим почерком и по-русски. Это они так шифровались! И Адама с просто Евой, и Энгельса с этим…
Решётчатые двери каземата открылись, и кричащего радиста поволокли во двор. Тот изо всех сил вспоминал всё, что мог бы рассказать в обмен на отсутствие пыток, тёплый чай с крендельками и свою жизнь. К сожалению, конвоиры или были глухими, или не понимали по-русски, или слушались приказов только канцлера Парагвая. Все три варианта Глистеру совсем не нравились. Оказавшись около свежеустановленной виселицы, красиво подсвеченной факелами, Жора совсем скис и был готов предлагать свои услуги только за жизнь и отсутствие в ней боли, когда услышал характерную тяжёлую поступь человека, обладающего протезом вместо ноги.
— Агент Вурдалак?! — ахнув от шока, назвал он старый позывной Барбароссы с тех времён, когда им даже приходилось сотрудничать.
Увидеть в фашистском Парагвае оберстлейтенанта он совсем не ожидал. Причина тому была вполне прозаична — по последним данным тот потерял всю свою команду в кровавой битве, а до этого перед лицом лидеров всех колоний и государств демонстрировал свою независимость, упёртость и верность идеям Третьего Рейха, к которому уже пятнадцать лет безуспешно стремился. Теперь же перед парагвайцами агент Вурдалак обладал таким авторитетом, что все солдаты едва не падали ниц. Видя на старом противнике парагвайскую военно-морскую форму высшего чина с иголочки и даже напудренный парик, Жора сделал неутешительные выводы:
— А слухи не врали, ты теперь канцелярский фашист и у тебя нет одной ноги! — он со смешком указал на красивый протез, завершающий правую ногу Германа почти от самого колена.
— Слухи врали. Одна нога у меня есть! А насчёт фашизма — я всё ещё ненавижу все нации и расы одинаково. Но некоторые одинаковее прочих! — фыркнул Герман, швырнул в сторону Жоры пеньковый галстук в развязанном виде и игриво подмигнул: — Тебя сейчас вешать будут и спросят последнее желание. Тебе уже на всё плевать, но попроси, чтобы мне жалование повысили!
— Обойдёшься! — рявкнул мистер Глист, принимая волевое решение всё-таки раскрыть все секреты Жеки Барбароссе. — Я отказываюсь! И от виселицы тоже отказываюсь! Понял?
— Подсудимый отказывается от виселицы, придётся его отпустить! — елейным голосом объявил во всеуслышание оберстлейтенант, передавая верёвку солдатам.
— Что, правда отпустите? — обрадовался Жора.
— А что, это у тебя вызывает положительные эмоции? — зловеще усмехнулся Барбаросса. — Знай, что положительные эмоции возникают у тех, кто на всё положил! А к виселице люди быстро привыкают. Подёргаются-подёргаются и привыкают. Ты исключением точно не станешь! Никуда мы тебя не отпустим! Я пошутил!
Глупая и примитивная шутка вызвала у Жоры желание наговорить много русского народного мата и плюнуть в фашистское лицо, ставшее после юморка ненавистным. Но он сдержался. Несмотря на гордость и злость, он продолжал бояться пыток и казни.
— Дурацкие шутки, мне нельзя нервничать. У меня плохое здоровье!
— Каким бы плохим здоровье ни было, его хватает на всю жизнь. Каждому. И единственный плюс в твоей жизни — это крест на твоей будущей могиле! — продолжал стращать агент Вурдалак, не стесняясь параллельно приказывать вязать на виселице узел для Глистера. — Но ты можешь избежать гибели, если поможешь найти вашего союзничка Хуана Карлоса!
Мистер Глист понял, что наступил подходящий момент сбежать на телепорте. Достаточно было лишь подсказать парагвайцам и их идейному лидеру, куда на всех парусах его подбросить. Сомнения, что у последней двери в родной век они встретят и Жеку, и Хуана Карлоса и всех американских резидентов, отсутствовали полностью. Осталось только затребовать к своему билету на фашистский корабль собственную каюту и трёхразовое питание с возможностью отклоняться от военно-морской службы. Глядя на ухмыляющегося Германа, решившего, что он достаточно напугал радиста, Жора размышлял, кто ещё у кого на крючке в получившемся раскладе.