«Нихрена себе хорошая новость! — едва не упала Ада от такого перехода к делу. — Да у меня матерных слов не хватит, чтобы описать мои чувства!»
— Спокойствие, fräulein, — пнул Жеку Барбаросса. — Думаю, твоя очередь давать свой положительный ответ на наше взаимное сотрудничество!
— Забавно. Его я и шла предложить! — нервно хмыкнула она, вытащила из кармана пергамент и протянула разведчикам. — Давайте, я начну со своих новостей, а вы продолжите своими, господа агенты! Агент Вурдалак?
Она протянула пергамент сначала оберстлейтенанту. Тот осторожно развернул его, чиркнул пальцем по краю и размазал капельку крови. Пока союзник читал, Ада присела на корточки, чтобы не попадаться никому на глаза.
— Слушай внимательно, Адольфик, что было в предыдущей серии! — не стал дожидаться Германа Жека. — В будущем началась политика истребления марсианских людоедов, из-за чего они сцапали первый попавшийся линкор и подарили его Хуану Карлосу на неподконтрольных агентству территориях 18-го века, чтобы большая часть осталась жить и пожирать тут, а остальные отправились бы с ним в 20-ый век, чтобы жить и пожирать там. Моя бывшая благоверная пинает Хуана до телепорта, чтобы продать линкор тому, кто больше заплатит. Почти вся команда будет биться насмерть за капитана и линкор из-за страха перед его «тёмной магией», но парочка точно перейдёт на нашу сторону. А ещё он уже успел выловить русалку. Вот такая…
— Задница! — закончил за него Барбаросса, передавая пергамент Жеке.
— О, что это у нас… — с интересом вчитался Воробьёв. — Герман Август Валерий Барбар… Валерий?! Тебя назвали Валерием? Нет, ну после такого действительно можно идти в фашизм!
— Дальше читай! — рявкнули Ада и Барбаросса хором.
Читал Евгеша быстро, бормоча вслух каждое второе слово. Когда он закончил, мрачные лица были уже у всех.
— Да клал я пресс-папье на ваши документы!!! — воскликнул он, когда просмотрел пергамент полностью.
— Надо решать, что делать, — негромко произнесла Шурикова, — я читала документ с образцом крови Маршалла. Вкратце, из-за его военных преступлений всех темпоральщиков и приговорили к смерти. Он собирается со своей шавкой Брукхаймером рвануть с помощью телепорта в бега. Возможно, прихватив и всех верных ему американцев. Я подозреваю, что в настройках устаревших телепортов они кое-что мыслят.
— Эта проблема решаема. У нас достаточно пистолетов и сабель.
— И яда! Наш Гермаша увлёкся ядовитыми жабками. Видимо искал невесту, не нашёл, но не растерялся! — хихикнул Воробьёв.
— Надо убить всех. И американцев, и марсианских людоедов, и Карлоса, — кивнула больше Вурдалаку, чем Жеке разведчица, раздумывая над другими насущными вопросами. — Необычная у нас планёрка.
— Нормально.
— Мне тоже подходит.
— Допустим, я смогу отыграть процесс ликвидации марсиан. Испанцев со мной достаточно, уговаривать я умею, — сообщила она, — что будем делать с телепортом? Герман, твоих людей хватит, чтобы удержать Хуана?
Тот в ответ покачал головой. Жека недовольно поджал губы, Ада тоже нахмурилась. Это означало, что испанцы должны будут вступить в игру достаточно рано, чтобы никто не успел использовать телепорт. Все трое прекрасно понимали, что при столкновении всех трёх сторон первым пострадает творение будущего. И больше никто не вернётся домой. Если они хотят убедиться, что все конкуренты отправляются на корм червям, то о своём возвращении придётся забыть. Или даже не о возвращении, а о выборе дальнейшей судьбы.
— Хорошая новость — если во всём виноват Маршалл, то после его ликвидации можно будет подать апелляцию на пересмотр дела и отделаться домашним арестом, — проявил неожиданную эрудицию Герман. — Пожизненное на Земле. Плохая новость — потратив время на его ликвидацию, мы дадим испанцам шанс уничтожить телепорт.
— А если убить его заранее. Сегодня, к примеру? — поинтересовался Воробьёв.
— Не пробьёшься, — покачала головой Ада, — он ходит под охраной. Да и матросов здесь столько, что за убийство сразу станешь человеком-дуршлаком. Ликвидировать проще в общей драке трёх сторон. Он будет пробиваться к телепорту. Я могу его незаметно «снять».
— Раз уж мы распределяем роли, то Хуан Карлос — мой! — жёстко сказал, как рубанул, Барбаросса. Никто не стал оспаривать его притязания.