Повалившись без чувств на измученные простыни разведчица едва воспринимала действительность, где пол, а где потолок. Последняя разрядка почти выключила сознание, вызывая навязчивое желание ещё раз повторить что-то такое. И не один раз. Но как только от мощных ударов колотящегося сердца перестанет вздрагивать всё тело.
— Здесь, на корабле, — прошептал Диего ответ на успевший давно забыться вопрос, сжимая обессилевшую любовницу в объятиях. — Однажды и до них дойдём!
☠ ☠ ☠
1704 год
Испанский галеон «Калипсо»
За пару часов до рассвета
Ночная прохлада издевательски вытащила Аду из приятного сна в жарких во всех смыслах объятиях. Казалось, достаточно всего лишь теснее прижаться к Диего и продолжить нежиться, однако это был знак, что пора начинать план «Воробьёсса». Холод всегда пробирал незадолго до рассвета. Но куда мучительнее под кожу проползало осознание, что больше у неё не осталось времени. Она истратила всё, что у неё было. А впереди неясность. План готов, но имеет слишком много неизвестных. Сойдутся ли все переменные? Что, если да? Что, если нет? На горизонте маячила ненавистная импровизация.
«Жека с Германом уже наверняка успели смыться, прихватив резервуары!» — отстранённо подумала она, стараясь прогнать все подступающие чувства от того, что собирается сотворить.
Как в случае с попыткой оттолкнуть адмирала от себя, как можно дальше, и успеть выстроить между ними стену, возникало лишь отвращение к себе. Чувства, названия которым она не могла подобрать, толкали всё бросить и просто остаться с ним. Так много. Такие разные. Слишком странные, слишком непонятные и слишком недавно обнаруженные. Будто тросы из нервных эмоциональных волокон протянутые между ними. На какой ни глянь — ведёт к адмиралу. И все, как ни странно, приятные. Каждый по-своему. Одно она понимала точно и однозначно — ей совсем не хотелось причинять ему боль и уж тем более вредить. Вопреки долгим пяти годам противостояния она хотела видеть его живым. И даже счастливым.
Она почувствовала, что он проснулся, встревоженный её шевелением. Увы, незаметно не уйти. Но будто человеку, знающему Дим-Мак, это может составить какие-либо проблемы. Диего спал на животе и, пробудившись, притворялся непроснувшимся в той же позе. Ада примостилась, устраиваясь грудью поверх его спины и зажмурилась, старательно прогоняя подступающее отвращение к грядущим действиям.
«Никаких «не хочу», только «надо»!» — приказала она себе.
— У нас в 24-ом веке так и не разобрались, что означает этот ваш термин «любовь», — прошептала она, прижимаясь к нему, чтобы запомнить каждую секунду. — Он считается устаревшим и лишённым смысла. Но вы столько в него вкладываете, что я теряюсь от его осязаемости в этом мире. Разведчиков учат не чувствовать, а я была одной из лучших на курсе. Из меня сделали идеальное орудие, механизм выполнения заданий без эмоций и сомнений. Что-то неживое, зато эффективное.
Признаваться во всём, что наболело, оказалось невыносимо тяжело. Но другого шанса у неё просто не было, и Ада знала это, всё больше открываясь.
— Но на своей последней миссии я встретила противника, заставившего меня начать по-настоящему чувствовать, по-настоящему жить. Эти пять лет вышли более настоящими, чем предыдущие двадцать. Я много чего чувствую по отношению к тебе, но у меня нет всему этому названия. С тобой всё становится другим… Лучше. Приятнее. На Марсе морей вообще нет, и мне раньше не слишком нравилась такая переправа. Медленно, качка эта бесконечная и зависимость от ветра. Фу! Но не когда ты рядом. Не когда ты говоришь о штормах, о мысе Горн, обо всех баталиях... — губы тронула улыбка от воспоминаний обо всех их разговорах. — Надо было сдаться тебе раньше, чтобы получить чуть больше времени. Может, тогда разобралась бы.
Ада мысленно усмехнулась от абсурдности собственных слов. Она бы никогда не сдалась, никогда не уступила. Если бы не приказ, она никогда не позволила бы пересечь ту незримую черту между ними. Ни одному из них. Потому что так привыкла. Потому иначе не умела. Шла к своей цели, как робот. Ни разу не оступилась, пока на её пути не появился этот сбой по имени «Диего до Очоа» — человек, который просто обязан был отшатнуться от её действий в ненависти, отвращении и ужасе. Которого она должна была устранить при первой возможности, перешагнуть через остывающее тело и идти дальше, не оглядываясь. Почему не убила? Почему он изо всех сил стремился приблизиться к ней, испытывая совершенно не те эмоции, какие должен?