Заинтересованная в разворачивающемся представлении команда почти в полном составе встретила адмирала и его пленницу на палубе. В этот раз от пристальных взглядов Ада чувствовала смущение. Мало того, что в голове творилось невесть что, так ещё и снаружи никакой зоны комфорта. Немного успокаивало только присутствие Диего, руку которого она стиснула изо всех сил в поисках поддержки. Да и насмешливый взгляд капитана де Сандоваля, поприветствовавшего их, как того требуют приличия среди дворянства, немного вернул равновесия. И всё же этот театр абсурда заставлял нервничать и желать лишь одного — сбежать в каюту и спрятаться. В свою или в капитанскую — не суть.
— А вот и наша беглянка! — объявил адмирал, больше поддразнивая Аду, чем на самом деле сердясь.
Знакомый спасённый молодой человек, меньше всего похожий на образ архетипического священника, немного успокаивал. Пусть в его руках всё ещё была та самая католическая библия, и должностные обязанности никуда не делись, но побитый солнцем, ветром и солью вид позволял представить себе, что всё не настолько серьёзно.
— За вашу христианскую доброту я буду молиться за вас день и ночь, дон Диего, — благочестиво произнёс новоявленный падре, — однако я не могу засвидетельствовать ваш союз перед богом без благословения родителей сеньориты Ады.
— Моих родителей съели те людоеды, от которых я тебя спасла, святой отец, — жёстко ответила разведчица, опережая своего новоиспеченного жениха, — придётся довольствоваться только моим разрешением и разрешением дона Диего.
Серебряный взгляд адмирала она встретила с немым обещанием покорности и бунта в каждую последующую секунду их совместной жизни. Ожидал послушного молчания, как при чиновниках? Не в этой жизни! Сам такую выбрал, пусть теперь не жалуется! Как там говорят, муж и жена — одна сатана? Если уж не дрогнул и не испугался за все пять лет… как знать, может, действительно всё получится!
— Прошу прощения и соболезную вашей утрате, — вежливо склонил голову капеллан, — мы можем приступать к церемонии…
Чем больше он говорил, тем тревожнее становилось. Вот уж не ожидала девочка с Марса, что найдёт своего супруга на Земле за шесть веков до собственного дня рождения!
— А если я вообще любить не умею и научиться никогда не смогу? — в отчаянии зашептала она, пока слова, не касающиеся прямого и самого важного вопроса, лились из повидавшего многое на своём пути падре.
— Я не спал, когда ты воткнула в меня иглу, и всё слышал. Мне вполне хватит того, что ты чувствуешь сейчас! — отозвался Диего, едва слышно, чтобы беседа осталась лишь между ними двумя.
В своём предвкушении он вновь стал напоминать одержимого человека, способного уничтожить всё ради получения желаемого. От знакомого чувства пробегающих по коже мурашек Ада улыбнулась. Уже успела убедиться, что грозный адмирал скорее совершит несколько политических переворотов, чтобы добиться своего, чем смиренно отступится. Она с теплотой чуть сжала его руку, пытаясь в одном жесте и попросить прощения, и выразить все свои сложные чувства к нему, получая в ответ такое же зашифрованное сообщение.
— Согласны ли вы, Диего де Очоа, взять Аду в свои законные жёны с этого момента, чтобы любить и лелеять в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит вас? — перешёл капеллан к самому важному вопросу.
— Черт побери — ДА! — остался верен себе адмирал даже в таком простом ответе.
— Не чертыхайтесь! — попросил падре, поморщившись.
«Католик!» — прошептала одними губами Шурикова.
«Безбожница!» — не остался в долгу будущий супруг, вызвав у неё улыбку.
Вопрос про взятие в мужья с горем и радостями всё тянулся и тянулся, заставляя её дрожать. Волнение вдруг набросилось волнами-убийцами. Никак не выходило представить, что всё несерьёзно. С Диего не получалось оставлять себе хоть что-то из чувств. Вытряхивал всё наружу и забирал без остатка. Трепет перед происходящим не стал исключением.
— … пока смерть не разлучит вас? — наконец прозвучали слова.
Вместо ответа Ада в ужасе подняла указательный палец вверх в немой просьбе о паузе. В этот раз бежать в лес уже не хотелось, как и пробиваться к свободе. Прежде чем грозный адмирал потребовал ответа за заминку, она прижалась к нему, встала на носочки и прошептала:
— Я никогда не буду перед тобой преклоняться. И уж точно не стану трепетать, как все остальные! Пугай своими страшными взглядами кого-то другого! — пусть сразу знает, на что подписывается. Может, ещё откажется от задуманного?