— Господин? — словно сквозь туман слышал он слова своих офицеров.
— Куда улетучилась ваша радость? — обеспокоенно вопрошал кто-то.
«Высший орден — это предел. А что дальше? Продолжать гонять настырные суда англичан и французов до самой пенсии? Это мой потолок…»
Союзники, ставшие таковыми из верности, уважения или страха, продолжали веселиться, в то время как амбициозный дворянин лицезрел красивый финал всех достижений. Да, подобного достигали единицы, но честолюбие требовало большего. Ещё один вызов судьбы. Нечто достойное его статуса, но что? Миссию, превосходящую все прочие.
— Оставайтесь праздновать, а я спать…
Настроение упало на самое дно быстрее, чем брошенный якорь. Адмирал едва замечал окружающих его людей. Их радость вызывала ощутимое раздражение. Примитивные, поверхностные. Немногим лучше дикарей с Нового Света. Но один взгляд настолько отличался ото всех, что даже погружённый в собственные мысли Диего его заметил. Джерри Брукхаймер — тёмная лошадка, появившаяся при дворе не так давно, получив в короткие сроки аудиенцию у короля. Даже не испанец. Ушлая безродная тварь с языком без костей и девятью жизнями, как у кошки, по мнению дворянина. Но что именно этот проныра делал при дворе, не знал никто. Немногие любопытные, кто задавал лишние вопросы, быстро и бесследно пропадали, разжигая любопытство сплетников.
— Мои поздравления, адмирал! — Брукхаймер появился перед ним будто из воздуха, впервые завязав беседу. — Чтобы достигнуть подобных высот в таком возрасте, нужно быть воистину неординарным человеком и по-настоящему верным короне!
Глаза Диего де Очоа напоминали две льдины и не отражали ни капли благодарности, когда он сухо проговорил то, что принято при дворе, мысленно проклиная появившегося чинушу всеми адскими чертями. Но внешне приличия соблюдены. Самое время раскланяться и отправиться думать. Джерри невольно отступил назад под леденящей убийственностью взгляда испанца. Ещё не родился тот, кто мог смотреть в глаза адмиралу. Даже вершители судеб старались не встречаться с ним взглядом, чтобы позорно не отвернуться в сторону. Вся толща океана была ничем по сравнению с тяжестью взгляда Диего. Но ушлый змей и не думал уступать дорогу награждённому адмиралу.
— Не хотелось бы омрачать этот торжественный день делами, но, я вижу, вам не до празднования, — продолжал Брукхаймер. — Обладатель подобного ордена воистину достоин высшего уровня доверия…
— На что именно вы намекаете? — тон адмирала добавил угрозы в простой вопрос, как бы не договаривая «и не смей играть со мной в свои игры!».
— Адмирал Диего де Очоа, — негромко, сухо, но, наконец-то, мертвецки серьёзно произносит чинуша, — у тайной службы его Величества есть для вас задание. Самое необычное из тех, с которыми вы сталкивались. Мне поручено связаться с вами после празднования, но раз вы не планируете веселиться, то можно перейти сразу к делу!
Впервые адмирал посмотрел на тёмную лошадку испанской короны другими глазами. Вне этикета и необходимых расшаркиваний этот змей мог даже внушать трепет… всем, кроме адмирала, повидавшего за свою жизнь достаточно опасностей. Неожиданно вечер перестал быть таким неприятным для амбиций адмирала. Орден, ознаменовавший пик его карьеры, стал пропуском к ответам на вопросы, которые Диего разумно не задавал. Очень быстро они миновали обезумевшую от радости толпу и оказались в небольшом овальном кабинете, в котором их поджидал ещё один таинственный господин. Так называемый начальник тайной полиции Роб Маршалл. Ещё более таинственная личность, появившаяся при дворе чуть позже Брукхаймера. И тоже не имеющий ничего общего с испанской кровью.
— Добрый вечер, господа, — кивнул Маршалл. — Праздник в разгаре. Самое время вести переговоры о миссии в Вест-Индии, которая займёт не один год!
Он совершенно не походил на дворянина, больше напоминая шута ряженого. На взгляд Диего даже слуги в его доме выглядели более породистыми, да и слова вызвали малый интерес, но военная выправка, которую демонстрировал Маршалл, интриговала. Ни у кого при дворе не могло быть такой осанки. Как только все двери за ними затворились и атмосфера секретности накрыла тайный кабинет, до которого пришлось идти ходами, замаскированными в стенах и даже картинах, оба чиновника будто сбросили свои маски. Впервые почувствовав, что обсуждению подвергнется нечто воистину серьёзное, адмирал поймал себя на мысли, что рано начал переживать из-за потолка своей карьеры. Его мысли подтвердил Маршалл: