Пистолеты порой давали сбой, а кинжалов оказывалось недостаточно. В ход шли хитрость и навыки боевой акупунктуры Дим-Мак. Разведчица была бы рада применять ещё и свои любимые иголки, способные как лечить, так и калечить, но настолько близко к потенциальному противнику редко оказывалась. Этот навык казался бесполезным.
Система отправки освобождённых реформаторов в Парагвай внезапно оказалась успешной. Все неугодные политики, дворяне и философы, вызволенные из тюрем, мало-помалу расшатывали систему Трипплью, а Зорро добавлял свою монетку, когда всячески дискредитировал силы подавления местного населения. Оставалось предложить народу некую более сильную фигуру, способную свергнуть короля Парагвая, но при этом не задержаться на троне. Помощь пришла откуда не ждали.
Начало 1701 года
Портрояльск
Тайный дом разведчиков
— Ты не поверишь, Адольфия, кого отправили в местную тюрьму! — хихикал Жека.
Разведчик пропадал больше года, а затем явился, словно уходил за пивом, и с видом хозяина начал поедать казённую кашу. Ада за такие выкрутасы поставила бы старшего по званию в угол на горох, но тот лучился счастьем и принёс на хвосте много хороших новостей. Наказание пришлось отложить. В местные пыточные казематы поступил Герман Барбаросса — австралийский неофашист, который пытался подарить Третьему Рейху убер-подлодку с машиной времени, но стал жертвой Евгеши и застрял в глубочайшем прошлом без шансов на возвращение. После его дерзкой выходки Австралия 24-го века получила столько зуботычин ото всех стран разом, что союзников из будущего ему не стоило ожидать ещё тысячу лет.
— Значит, можно тебя поздравить с возвращением подлодки? — улыбнулась Ада, тем временем раздумывая над открывающимися перспективами.
Возможно, настало время натягивать на себя ещё одно платье сестры милосердия.
— Ну… я над этим работаю, — стушевался Воробьёв. — Лодка где-то здесь, этот вурдалак её спрятал незадолго до ареста. Зато, пока мы с ним перетягивали её из рук в руки, я успел заглянуть в Санто-Доминго. Видел твоего первенца, вот он раскабанел на казённых харчах. Я ему уже в пупок дышу. Такими темпами ему и корабль не потребуется. Наш дядя Стёпа океаны будет брассом переплывать, а цунами от его рук потопят Японию!
— Вильям умничка. Бочку на него не катить! — по привычке встала на защиту первенца Шурикова. — Ты мне лучше скажи, Женя-солнышко, тебе доводилось сидеть в Портрояльских казематах?
— А как же! Какой же это тур по Новому Свету без посещения всех тюрем! Деньги на ветер! А тебе зачем?
— Отправлюсь допрашивать Германа…
После Роко-Муэрте пробираться в очередную тюрьму не составляло никаких проблем. Ада успела запастись маскировкой на все случаи жизни. Монашеские одежды или рвань бездомного, когда нужно оставаться невидимой среди всех, одежды прислуги всех мастей, и просто воровские одеяния на случай, если достаточно перебраться через стены при помощи кошек. В этот раз воду требовалось тщательно проверять прежде, чем «окунать щиколотку», поэтому на следующий день одинокая монахиня направилась молиться за души арестантов.
Поскольку освобождать Барбароссу сразу и в тот же день она не собиралась, Шурикова не спешила. «Помолиться» тут и там очередной старой песенкой на псевдо-латыни, сопроводить каждое действие крёстным знамением и идти дальше — так она и добралась до тщательно охраняемой клетки с легендарным Германом.
Австралийский неофашист 24-го века казался своим в 18-м веке до последнего чёрного ногтя. Настолько вошедшего в образ агента Шурикова в своей жизни не видела никогда. Лицо, обожжённое солнцем так, что загар навсегда въелся в кожу, казалось угрожающим. Жуткие воспалённые глаза, отдающие и желтизной, и краснотой лопнувших капилляров, замерли в недобром прищуре. На его руки и вовсе не хотелось смотреть, только держаться на нужном расстоянии от решётки, чтобы не бросился и не придушил. На мгновение Ада даже нерешительно замерла, подумывая, что ошиблась, и Барбаросса где-то в другом месте. Они с Жекой славно потрудились, чтобы никто и никогда не разглядел в них агентов будущего.
Но всё же требовалось убедиться. Шурикова, как полагается, склонила голову и громко зашептала слова, стараясь, чтобы они хотя бы со стороны казались молитвенными: