Ада «пришла в себя» на палубе незнакомого корабля. Несмотря на подготовку, отправка на поверхность с подлодки проходила болезненно, что добавляло её образу достоверности. Бледность и состояние угнетённого сознания не позволяли благородным мужам допрашивать её сколько-либо пристрастно. Напротив, девушку старались окружить подобающей статусу заботой, принимая её из-за маскировки за пострадавшую дворянку.
— Кто вы? Где… — «почти без сил» спрашивала она, подражая английскому и испанскому акцентам, в зависимости от требуемой ситуации.
— Добро пожаловать на судно «Катти Уайт», мисс, — ответил британский колонист, протягивая ей воду.
— Вас приветствуют на судне «Прекрасная Тереза», сеньорита, — отозвался кабальеро. — Свежей воды несчастной!
Оба раза вода казалась такой невероятно желанной, что Ада, отбросив все приличия, жадно пила её из предложенного бурдюка.
— Ещё никогда не пила столь вкусной воды! — говорила она в обоих случаях.
— Осторожнее, от жажды не чувствуешь меры. И можете навредить себе! — получала неизменный ответ.
— Пунктом назначения является Грасьяс-а-Дьос, — учтиво склонил голову английский капитан.
— Мы держим путь до Белиза, — незамедлительно ответил испанский моряк.
Разумеется, ей было предоставлено место на судне. В обмен её всего лишь попросили назвать своё имя. Британец, назвавшийся Клайвом Веллингтоном получил в ответ имя Элизабет Свон, а испанец Алехандро де Суига пожелал скорейшего выздоровления после пережитых ужасов Анне-Марии де Ордуньо. Называть фамилию губернаторов Эспаньолы было не слишком разумно, но о смерти всех их детей местные дворяне могли не знать, с бюрократическими тонкостями на месте помог бы справиться Игорёк, а хорошая фамилия с отсутствием внезапных «родичей» в Гондурасе могла стать пропуском во множество мест.
В плавании несчастная выжившая Ада, несколько раз лишившаяся чувств от пережитого, успела оценить всех плывущих с ней дам и подобрать себе подходящую «жертву». На Катти Уайт ею стала кузина Клайва Веллингтона по имени Катерина, а на Прекрасной Терезе — дворянка Исабель де Гусман, весьма манерная барышня, со рвением львицы пригрела «кукушонка». Под конец плавания каждая из дворянок предложила несчастной выжившей место своей наперсницы, хотя бы на первое время, пока последняя не отыщет свою родню или… кто знает, не найдёт покровителя и супруга.
Кукушонок успешно пригнездился.
☠ ☠ ☠
Диего всё же выбил признание из перепуганных моряков. Достаточно было устроить очередные учения рядом с углями корабля и пообещать скорую встречу со всеми демонами, но в первую очередь с Марсианским. Заикаясь подчинённые поведали, что затащили на корабль девку из местных, чтобы расслабиться, а погибшие в трюме парни были первыми в очереди на девичье тело. После такого откровения все вернувшиеся с корабля матросы получили плетей и всю самую тяжёлую работу, «чтобы света белого не видели, пока дурь из головы не выйдет».
«Пройдёт время, они вновь будут бояться только своего командира!» — рассуждал он, зная, что время стирает прошлое и былые ужасы быстро бледнеют.
Увы, его они вновь боялись меньше, чем Аду. И после яркого появления даже децимация ничего бы не изменила. Однако помимо ужаса росло уважение к адмиралу, который Марсианского Демона ничуть не страшился. А в момент своей ярости от услышанного он действительно на мгновение стал страшнее всех демонов преисподней. Свою лютость де Очоа не мог объяснить даже себе. Вражеская разведчица убила его людей и сожгла корабль, предварительно его унизив — и ничего! Даже больше, чем ничего… Но стоило услышать, как синеглазку едва не изнасиловали его матросы, ярость начала застилать глаза, сопровождаясь мыслями, что от него все ею убитые получили бы более страшную смерть.
Строительство нового галеона началось едва ли не при ещё тлеющих углях старого. Создаваемый корабль должен был превзойти все ныне существующие суда во всём. Грозный флагман испанской армады. Но сначала придётся набраться терпения. После того, как пламя стихло, информации о разведчице не приходило. На мгновение адмирал позволил себе мысли о её смерти в языках пламени, но быстро их отбросил, поймав себя на почти болезненной реакции. О смерти самого живучего противника думать совершенно не хотелось.
Девица сумела создать себе незабываемый образ. Она проползла змеёй в его мысли уже давно. Ни дня не проходило, чтобы он хоть раз не подумал о противнице. Живучая, хитрая и наглая. Везде способна пробраться и, при желании, разрушить всё вокруг себя, но, что хуже, его она совершенно не боялась адмирала. Но в ночь после пожара она бесцеремонно проникла в его сны. Хитро поглядывая на него со своей неизменной улыбкой Ада выходила из темноты такая, какой он запомнил её на палубе, почти полностью обнажённая и до волнения откровенная. Матросам она тоже снилась. Утром он услышал шепоток, но то был демон, вызывающий ужас. Его же сны даже при всём желании нельзя было назвать пугающими или неприятными, но об этом знали только он и проницательный де Сандоваль.