— Ну тогда казним одного из судебных приставов, их у нас много! — заявил обвинитель, не слишком раздумывая над тонкими материями судебной системы.
— Но они же не русские… — взвыл Жора, полностью трезвея от творящейся вакханалии.
— Молчать, идиот, я его отмазываю, а он… — ударил судейским молотком Жека, едва не теряя ажурный платок, которым прикрывал лицо. — Вы почуяли в нём русского, но перегар отнюдь не эквивалент русского духа! Суду требуется провести дознание, у него явно остались собутыль… подельники! А до тех пор под стражу его! Судья сказал своё слово!
Информация к размышлению из досье Е. Воробёва:Находясь во дворцах 17-го века, Воробьёв всегда надевал тёмные очки и заворачивался в одеяло, чтобы придворные не опознали в нём русского разведчика, а тех, кто всё равно что-то подозревал, Воробьёв связывал. Та же судьба постигла одного из верховных судей Парагвая.
Окрылённый успехом, Воробьёв гордо направился к тюремной карете с подкупленным извозчиком. От радости за провёрнутый трюк с судейством, он почти не обратил внимание на руки кучера, украшенные символами Третьего Рейха. Евгений никогда не был знатоком современного боди-арта. Убедившись, что кроме них с Глистером в повозке никто не поедет, Жека расслабился и позволил себе помечтать. В памяти всплыли юные годы в браке с радисткой Василисой, настолько счастливом, что радость от десяти лет свободы после их развода наполняла его жизнь смыслом даже в самые тёмные времена.
— Вот вроде от казни ты меня отмазал! — вывел его из приятных грёз о боевой молодости мистер Глист. — Но из-за твоего пьянства ты лишился подлодки, меня схватили, пришельцы отдали линкор Хуану Карлосу, а тебя отстранили от службы! Меру знать надо!
— Меру я знаю, да разве её выпьешь? — фыркнул Воробьёв. — И хватит мне припоминать этого Карлоса… и вообще кто тебе сказал, что меня отстранили?!
— Донесение из штаба прочитал как раз перед арестом! — профессионализм Глистера позволял запоминать все шифровки и донесения, защищая их даже от алкогольных паров, пропитывающих немолодой мозг радиста. За это Евгений ценил его больше других товарищей, прощая патологическую боязнь боли. — За провал операции и за пьянство! А ты ещё хвастался, что начал борьбу с алкоголизмом.
— Так алкоголизм победил! — парировал невольный Жека.
Не так он представлял благодарность Жоры за помощь. Радостные грёзы омрачало предстоящее объяснение с Адой относительно утраченной подлодки, без которой шансов добраться до скрытого ото всех посторонних глаз телепорта не представлялось возможным. Зубы начали болеть ещё до встречи с кулаками.
— Согласен, водка — это яд. Но кто-то должен его отсасывать! — флегматично произнёс Воробьёв, обдумывая дальнейшие шаги. Из Портрояльска требовалось бежать, и как можно быстрее.
— Ты так наотсасывался, что когда дуешь на торт, то свечи загораются! — хмыкнул Глист, ещё не подозревая, какая каша заваривается за угрюмыми стенками их повозки.
Тюремная карета остановилась так резко, что Евгений едва не начал терять зубы ещё до встречи с младшим офицером Шуриковой. Снаружи творилось что-то незапланированное. Не придумав ничего лучше, Жека открыл единственный выход и на мгновение поморщился от яркого солнечного света, отражающегося от множества штыков небольшой гвардии испанских солдат.
— Евгений Воробьянинов? — с ярким испанским акцентом уточнило нечто мелкое, тонкотелое, словно хрупкая барышня, но настолько напудренное и накрашенное, что Евгений сразу посчитал свой макияж судьи вполне сдержанным, если не скромным. Нечто выглядело чем-то средним между болонкой изнеженной баронессы, напялившей на себя парик с дорогим дворянским платьем, и пародией на человека мужского пола.
— Воробьёв! — машинально поправил он и едва не скатился на каменную дорогу Портрояльска, получив дружеский пинок пониже спины от верного радиста, запершегося в тюремной повозке.
— Я его не знаю, но он говорил, что зовётся Жекой Воробьёвым. А я опаздываю на пытки Парагвайского гестапо! — донёсся изнутри крик Жоры Глистера.
— Если опаздывает, то не станем мешать! — хмыкнуло нечто, бросило тяжёлый золотой дублон кучеру и, указав на Жеку, приказало: — А вы, сеньор Воробьёв, пойдёте с нами.
— Только можно я пойду с гвардейцами? — на всякий случай попросил Жека, невольно прижимаясь ближе к штыкам. — А то вдруг вот это заразное.
Под негромкий смех испанских гвардейцев, оценивших шутку над их манерным командиром, покрасневшим так, что румянец пробился сквозь все слои пудры, он направился в неизвестность. Тем временем тюремная повозка продолжила свой маршрут, почти не отбившись от расписания.