Даже во Фрисландии были неудачи с распространением новой веры, к примеру после смерти Лебезина, пророческого свидетеля наступления дня Маркло, в ноябре 773 года. В пограничном Девентере саксы сожгли церковь; храм пришлось восстанавливать его местному преемнику Луитгеру, с которым мы еще встретимся как с первым епископом Мюпстера и основателем монастыря Верден на реке Рур. Лишь после восстановления он повернул отряды на земли Фрисландии, «дабы разрушить храмы богов и покончить с идолопоклонством среди фризов». И здесь вновь обращает на себя внимание особая форма миссионерской деятельности, сделавшей ставку прежде всего на уничтожение языческих культовых сооружений.
АКЦЕНТ АДРИАНА I НА РЕСТИТУЦИЮ ЦЕРКОВНОГО НАСЛЕДСТВЕННОГО ИМУЩЕСТВА
Между тем — взаимозависимость между политикой в отношении Италии и войнами с саксами — вновь обострились отношения на Апеннинском полуострове. Хотя нет основания говорить о всеобщем восстании против господства франков, только аристократическая оппозиция сумела воспользоваться отсутствием короля в своих целях.
Папские предостережения, полные возмущения и разочарования, дошли до короля, а Карл для умиротворения союзника в конце лета или в начале осени 775 года вновь направил эмиссаров в Рим, в то время как сам он готовился подключиться к развитию этих событий. По поручению короля два высоких духовных лица и один аббат пересекли Альпы. Их с большим нетерпением ожидал папа Адриан I, связывавший с их приездом надежды на обещанное возмещение однажды изъятого наследственного имущества и не только его.
Как указывают источники, папа с радостью готовился к приему посольства. Направляясь из Перуджи, эмиссары оставили Рим справа и направили свои стопы в Сполето к герцогу Гильдебранду, которого Адриан I как своего союзника сделал дюком этой приграничной территории. Вскоре в отношениях между ними возникла напряженность. Папа увидел только негативный момент в истолковании королевских инструкций в действиях эмиссаров, когда они, завершив пребывание в Сполето, вызвавшее ослабление зависимости Гильдебранда от франков, продолжили путь на юг в Беневенто, не считая нужным отметиться в Риме, чтобы поговорить с преемником апостола Петра. Папа в гневе написал королю: «Они [эмиссары] опозорили меня, подтолкнув Сполето к еще большей дерзости». В глазах понтифика дерзость королевских посланников превзошла все мыслимые и немыслимые границы из-за направленного в его адрес призыва примириться с герцогом и выставить заложников на случай появления Гильдебранда в Риме.
Однако 28 октября 775 года папа, лишившись от волнения покоя и сна, достал из рукава козырную карту. Это было попавшее к нему письмо патриарха Градо, которое теперь, снабдив сопроводительным посланием, папа срочно переправил через Альпы, не упустив при этом случая отпустить ядовитое замечание о своем задушевном друге, архиепископе Равенны Льве. Последний неподобающим образом сорвал печать на письме, прежде чем оно попало в руки папы, и предположительно рассказал о нем заинтересованным кругам. В этом послании, очевидно, речь шла о разветвленном заговоре под руководством бежавшего в Константинополь сына Дезидерия, патриция Адальхиза, который в марте того года решил вернуться во главе греческих войск; в союзе с его зятем Арихизом из Беневенто, Гильдебрандом и Сполето и Рейнольдом из Сузы планировалось осуществить переворот, заточить папу в темницу и возродить королевство лангобардов. Что касается предполагаемого участия указанных лиц в этом предприятии, тут вполне уместны сомнения, поскольку Арихиз занимал автономное положение герцога и принципса, Гильдебранд только что перешел в лагерь франков и поэтому едва ли готовил обратную «перебежку». Только Рейнольд из Сузы бросил откровенный вызов Адриану I, потому что, несмотря на папские притязания, он нацелился на обладание Чита ди Кастелло и по образцу Льва из Равенны настаивал па реституции только в результате войны, как это не менее язвительно формулируется в послании Адриана I.
Весь этот внешне тревожный план переворота кажется не более чем измышлением. В любом случае он не получил реального воплощения. Фактическим же источником напряженности оказались не Центральная и Южная Италия, а славянско-баварская пограничная зона, находившаяся все еще под византийским господствтом в Истрии — Венеции, где герцог Ротгауд Фриульский, которому, по данным подкорректированных имперских хроник, должность определил сам Карл, стал готовить восстание, видимо, с целью завладения королевским достоинством, не покидая резиденции во Фриуле.
ОБЕСПЕЧЕНИЕ ГОСПОДСТВА В ЛАНГОБАРДИИ
Насколько серьезно по ту сторону Альп воспринималась опасность угрозы отделения Верхней Италии в условиях обновленного королевства, можно видеть на примере того, что Карл, едва вернувшись из Саксонии, решился лично подавить восстание и, несмотря на предстоящую зиму, покончить с врагом силами своего немногочисленного, но испытанного отряда. Из Дидетховена он направился в Эльзасский Шлештадт, где отметил Рождество. В начале нового года Карл перешел Альпийский гребень, во Фриуле победил Ротгауда, павшего на поле боя, принудил к сдаче Тревизо, которым владел тесть Ротгауда. Все это произошло еще до пасхальных праздников 14 апреля 776 года. Некоторые беглые лангобардские вожди примкнули к аварам, последние, таким образом, впервые оказываются в центре нашего внимания.
Карл принял жесткие меры: конфискация имущества и депортация заговорщиков на земли франков с одновременной раздачей их собственности сохранившим верность королю, например грамматику Павлину, соратнику Ротгауда по борьбе с франками. Это был тот самый ученый Павлин, которому Карл впоследствии передал Аквилею. Он сыграл значительную роль в богословских спорах по поводу христологической ереси, но вместе с тем приобрел известность как один из немногих серьезных критиков церковного управления при Карле. Показательным в практике раздачи привилегий является то, что уже на ранней стадии правления Карл привлекал к себе и своему двору талантливых ученых, выдающихся авторов, знатоков античности и патристики, короче говоря, незаурядных индивидуумов. Это было характерной чертой его политики, выделявшей Карла из сонма простых завоевателей и породившей христианско-римско-франкский синтез, ставший своеобразным фундаментом европейского средневековья.
Король обладал способностью притягивать к себе крупны таланты. Так, заслуживает упоминания плодотворное знакомсти Карла с Павлом Диаконом в 782 году, брат которого Арихиз из одной политической партии с Ротгаудом стал жертвой королевских мер по конфискации и депортации. Жена и дети Арихиз жили в страшной нужде. Именно эта жестокая участь подтолкнула Павла Диакона, являвшегося в Монтекассино учителем дочери Дезидерия Адальберги, супруги Арихиза Беневентского, обратиться к королю франков с просьбой о помощи его близким. В результате встречи семья Павла Диакона удостоилась короле» ской милостью, а он сам остался при дворе Карла. Многолетнее «научное пребывание» принесло богатые литературные плоды, самый главный из которых — история епископата Меца как предыстория семей Арнульфингов и Пипинидов до «нынешних» времен. В 808 году, то есть на закате правления, Карл как император даровал одному ранее депортированному на земли франков жителю Реджо-нель-Эмилио привилегию на реституцию некогда изъятого наследственного имущества. Так называемое Narratio[30] правового акта необычно живо напоминает нам о былых событиях: «Тогда, с Божией помощью и при содействии священного князи апостолов мы завоевали королевство лангобардов, а в качестмс заложников привели на землю франков некоторых лангобардом. Они затем по просьбе нашего любимого сына Пипина, славного короля, были отосланы обратно, в отечество. А их законное наследие, переданное нами прежде в казну, по нашему приказу должно быть возвращено некоторым из них».
И в институциональном плане в 776 году Карл вмешался во властные структуры на местах, посадив в мятежных городах франкских графов. В иных же лояльных городах, как свидетельствуют более поздние капитулярии 782–786 годов, Карл насадил во властных структурах местных сановников. Дробление крупных территориальных образований, особенно герцогств, соответствовало территориальному делению в графствах, в Италии, как и и обширных районах Галлии, примыкавших к городам. Так, видимо, в восьмидесятые годы герцогство Фриуль было преобразовано главным образом как оплот против аваров в маркграфство, хозяева которого, как и везде, например Тулуза в отношении Аквитании, сосредоточили в своих руках также военное командование.