Карлос целует меня в шею, а затем прячет там своё задыхающееся лицо.
С досадой смотрю на потолок и думаю, что ниже падать уже некуда. Каждый раз одна и та же история. На данный момент я не думаю об этом слишком много, но именно после секса с ним испытываю угрызения, и внутри всё сворачивается, возвращая меня к реальности.
Я не только занимаюсь сексом с человеком, который разрушил мою жизнь, но и испытываю при этом удовольствие.
Его рот ищет мой, целуя и покусывая губы.
— Давай проверим, выиграла ли ты, — говорит он, наблюдая за мной.
Первый камень опустился под грудь, но до сих пор лежит на теле. Тот, что в пупке, не сдвинулся ни на миллиметр, и даже бриллиант, покоящийся на лобковой кости, остался на месте.
— Я выиграла! — удивлённо восклицаю.
Карлос встаёт, берёт камни, убирает их обратно в шкатулку, а затем поворачивается ко мне.
— Три вопроса — давай!
Я сажусь, скрестив ноги, и думаю, с чего начать. Если сразу спросить, где шахта, он что-нибудь заподозрит. Эту карту нужно разыграть в последнюю очередь. Возможно, я могу потратить вопрос, чтобы узнать побольше о нём, и не вызывать подозрений.
— Почему бы тебе не начать с рассказа истории этих шрамов, — заявляю я, надеясь, что осмелилась не слишком на многое.
Мне и правда очень любопытно узнать.
Карлос вздыхает и садится рядом со мной. Он сводит руки вместе и опирается локтями на колени.
— Я рос в учреждении, правила которого мне «не нравились». Некоторое время я обходился нравоучениями, но однажды неожиданно для всех появился новый директор. С тех пор в течение многих лет каждый раз, когда я бунтовал, меня наказывали гораздо строже, чем раньше.
Взгляд Карлоса выглядит потерянным. Я наблюдаю, как мужчина сжимает кулаки. Белеют суставы, каменеют мышцы на лице.
Его избивали.
Он был всего лишь ребёнком, как они могли сотворить такое? Всё, через что ему пришлось пройти, оказало бы разрушительное влияние на жизнь любого человека. Теперь я могу объяснить многое в его поведении.
Я льну к нему, обнимаю и кладу голову ему на плечо.
— Задавай следующий вопрос, — приказывает он, будто внезапно проснувшись.
— Откуда берутся драгоценные камни? — решаю сразу перейти к делу.
— В основном из Могока, Мьянма, но у нас есть и другие страны, которые поставляют нам необработанное сырьё.
Итак, обработка происходит здесь. У меня остался только один вопрос, и я не могу ошибиться, потому как другого шанса не будет.
— Мастерская находится в «Пансионате Надежда», не так ли?
— Если по какой-то странной причине ты решила возможным заполучить в свои руки то, что принадлежит мне… Ты ошибаешься, — произносит он, яростно обращаясь ко мне. — Ты можешь знать: где, откуда приходят и куда попадают, но не вздумай вбивать себе в голову никаких идей. Никто не может и не должен со мной связываться, — угрожающе предупреждает он.
— Мне не нужно то, что принадлежит тебе. Это простое любопытство, — отвечаю, пытаясь погасить огонь.
Карлос встаёт и берёт коробку в руки.
— Я собираюсь принять душ, когда закончу, можешь сходить и ты.
Смотрю, как он удаляется огромными шагами. Мне очень нужно поговорить с Джеком как можно скорее. В пансионате есть дети, ему нужно вызвать подкрепление. Команды из пяти человек совсем недостаточно. Я серьёзно волнуюсь. Не знаю, как Джек сможет гарантировать мне, что дети будут перевезены до операции. Но ему придётся это сделать.
Карлос
Двадцать девять лет тому назад
Слишком темно, я ничего не вижу. Мне холодно, почему я совсем голый?
Зубы стучат друг о друга, я не могу их остановить, и мне страшно. Почему я здесь? Мама сказала, что я должен приносить пользу и велела мне следовать за мужчиной, который приходил к нам сегодня днём. Он дал ей немного денег, а затем потащил меня за руку к своей машине. Потом он дал мне попить воды, после чего я почувствовал головокружение и сильную сонливость.
Мне холодно. Мне ещё никогда не было так холодно.
Дверь открывается, я поднимаю голову и вижу мужчину, который забрал меня из дома. В одной руке он держит верёвку, в другой — спортивную сумку.
— Пришло время сделать из тебя мужчину, Карлос, — мерзким тоном говорит он.
Я не хочу становиться мужчиной, мне всего восемь лет.
Я опускаю голову и съёживаюсь, чувствуя, как он приближается ко мне. Впервые мне по-настоящему страшно.
Бью кулаком по стене; звук удара заглушает струя воды. Я не должен был вспоминать, как мне пришло в голову говорить с ней об этом?