– Потому что знание ничем бы тебе не помогло, – отвечает Сириус и по неуловимой реакции Айрис понимает, что она совсем не то ожидала услышать. Но не оправдываться же, в самом деле? Пусть юнцы вроде Уизли мямлят, что «я не хотел» или «прости», или «чтобы тебе было легче». Чушь. Он хотел, он не считал себя виноватым, и Айрис не было легче. Незнание никого и никогда не освобождало от ответственности, так что Сириус считал – и считает: лучше знать.
– Не помогло бы? – ожидаемо взвивается Айрис, но вырываться из кольца рук Сириуса определенно не собирается. Это уже хорошо. – Да я хотя бы знала, к чему мне готовиться! Знала бы, что Волдеморт от меня хочет!
– Ты знала, – возражает Сириус и зарывается носом в ее волосы. – Ты знала, что тебя хотят убить, и причина ничего бы не изменила. Ты знала, что готовиться тебе к войне, и готовилась. И то, что ты – герой пророчества, ровно никак не помогло бы тебе. Но да, изменило бы.
Сириус резко разворачивает Айрис к себе и склоняется над ее лицом. Айрис смотрит на него, широко распахнув глаза, ее губы приоткрываются, и, похоже, она уже начинает терять нить разговора. И славно.
– Ты бы думала об этом каждую секунду, – выдыхает Сириус, с удовольствием и одновременно виной наблюдая, как затягивается поволокой взгляд Айрис. – Ты бы подчинила свою жизнь этим драккловым словам, вместо того, чтобы жить, как хочется. Так что да, я молчал. И продолжил бы молчать дальше.
– Нечестно, – шепчет Айрис, и Сириус с ней полностью соглашается. Да, нечестно.
А потом он наклоняется еще ниже и целует ее, жарко, глубоко, вжимая в себя и заставляя забыть и о пророчестве, и о войне.
Айрис должна понять, что ее жизнь не закончена, даже если кто-то ей предрек печальный конец.
***
Когда Сириус впервые понимает, что любит Айрис не как крестницу, дочь, сестру или друга, он отвергает саму мысль об их отношениях. Препятствий слишком много, и (на взгляд Сириуса) часть из них непреодолима.
Но Айрис, не понимая того, испытывает его волю на прочность, и очень скоро «никогда» превращается в «после школы». Ей будет восемнадцать, она закончит Хогвартс – в это время, в этом возрасте многие женятся или хотя бы вступают в серьезные отношения.
Но желание, которое вызывает Айрис, настолько велико, что совесть Сириуса быстро замолкает, смиряясь с идеей «совершеннолетия достаточно». Ведь совершеннолетняя девушка – уже не ребенок, не так ли?
Что ж, Сириусу приходится признать, что он полностью лишается воли, когда речь доходит до Айрис, а сама Айрис обладает чудовищным (воистину поттеровским!) упрямством.
За пределами дома война, новости в «Пророке» все хуже и хуже, и кажется, они оба слышат бег утекающих секунд. Мгновений, когда они могли бы быть вместе.
И Сириус уступает после ее шестнадцатого дня рождения. Айрис желает лишь один подарок – а Сириус не отличается ни терпением, ни выдержкой. А еще он сам слишком сильно этого хочет.
Камины на Гриммо затихают, двери захлопываются, и в ночной тишине последние крохи здравого смысла покидают Сириуса. Айрис его – до кончиков подрагивающих пальцев. Ее поцелуи обжигают, вызывают дрожь по всему телу, раскаляют нервы и кровь. Она с готовностью подставляется под ласки, легко и без малейшего стеснения. Она естественна в каждом вдохе, и Сириус не чувствует ничего, кроме головокружительного счастья и возбуждения.
В Айрис совершенно все: запах, вкус, нежность кожи, очертания фигуры, самоотдача и отчаянная храбрость.
– Моя смелая, сильная девочка, – шепчет Сириус, когда обнаженная Айрис без тени неловкости скрещивает ноги на его пояснице. Она улыбается в поцелуи, нежно ерошит его волосы, и Сириус теряет голову, как мальчишка.
Дамблдор, Волдеморт и война могут катиться к Мордреду. Айрис принадлежит Сириусу, и ему все равно, в чем захлебнется Британия: в слезах или в крови, – он ее не отдаст. Даже ради общего блага. Даже ради спасения мира.
***
Стыд обычно приходит на утро. В свете дня видно, насколько хрупкая, девчачья фигура у Айрис – не женская, немного угловатая, сплошные острые локти и колени. И совесть поедом ест Сириуса, хотя уже поздно.