В замке их встретили приветливо, отвели хорошие покои и сытно накормили с дороги. Карми старалась держаться в тени: вокруг было довольно много людей, знающих ее в лицо. Правда, вряд ли кто из них узнал бы сургарскую принцессу в ясноглазой гэнкари, а на следующий день они уже были переряженными.
Пайра к началу праздника припозднился. Он вошел в зал, когда ряженые гэнкары уже заканчивали представление о Ваору Танву и принцессе Тио Таили Саан. Историю эту они выбрали именно для того, чтобы был повод показать миттауское облачение Тилины.
Ваору Танву изображал Ролнек в старинного образца кожаных доспехах и золотом шлеме из коллекции древнего вооружения, принадлежащей молодому Кортхави. Меч был старогортуский, давно не знавший точильного камня, и Ролнек как следует отчистил его перед представлением. Петь Ролнек не умел, единственное, чему его обучили, — это отсчитывать по бусинам ритм речитатива: этим незамысловатым средством удалось замаскировать отсутствие музыкального слуха. И поскольку танцор из него тоже был неважный, играл он в стиле «улитка» — подолгу застывая в какой-либо картинной позе.
Тилина, которой трудно было двигаться в громоздком одеянии, тоже избрала этот стиль. Из всех участников представления только у нее на лице не было маски; она предпочла просто подкрасить глаза и губы, напудрить и подрумянить лицо. Покрывало она решила не набрасывать. Вуаль, откинутая назад, поддерживалась диадемой с подвесками. Молодой красавец Кортхави, на которого Тилина застенчиво поглядывала, не отрывал от нее глаз: та в княжеском уборе казалась поистине сказочно прекрасной.
Остальные действующие лица были наряжены не столь тщательно, но, по сути, именно от них и зависело действие. Пока Ролнек и Тилина, стоя друг против друга в изысканных позах, изредка читали нараспев стихи, вокруг них вертелись, танцуя и распевая песни, остальные ряженые. Карми принимала посильное участие. Танцев, правда, она не знала, зато, замаскированная под лесного духа, спела несколько баллад.
Деятельней всех был коттари по имени Стэрр. Он выступал в роли Карани-тари и был, на взгляд Карми, лучшим Карани, которого она когда-либо видела, — живой, непоседливый, горластый, он носился по залу, не ограничиваясь отведенной ряженым площадкой. Маска ему порой мешала, он срывал ее с головы, размахивал в такт пляске, нахлобучивал на несколько минут на головы зрителей, перебрасывался ею со зрителями, как мячом… Да, Карани он был замечательный, но Тануми-гэнкари, стоявшая рядом с Карми, сказала недовольно:
— О, как он из кожи лезет…
— Разве плохо играет? — обернулась к ней Карми.
— Хорошо, но Рыжий играет лучше, — проговорила Тануми.
— Да-да, — подтвердила Гелати. — Вот уж кто умеет играть Геанто-Карани.
— Видела бы ты, каков танцор Смирол, — оглянулся на Карми гэнкар по имени Солан. — Вот уж действительно — Особенный. Принцесса Байланто, увидев, как он танцует хиаро, тут же выбрала его себе в хокарэмы.
— Смирол вообще красиво двигается, — подтвердила Даллик. — Он как горный лев. — Даллик прислушалась к выпеваемым Тилиной стихам и двинулась вперед, запев на мотив «В цветущих лугах»:
Эл тиано хао ронхо.
Эл кирэни дэи саа.
Тэ геои,
Тэ лиаки,
Ран се лонхо тэ ират!
Гелати подхватила:
Эл тиано гэй отари.
Эл кирэ лотао каса.
Зан геои,
Зан лиаки,
Ран хи лонхо за герат!
Древние слова песни зрители понимали неплохо, хотя говорить на архаическом языке не смогли бы. Стэрр, от которого на несколько мгновений отвлеклось внимание, оказался около Солана и Карми. Маску свою он сунул в руки девушке, а сам приник губами к глиняной кружке с чуть подкрашенной виноградным вином водой.
— Замаялся, — выдохнул он, утирая губы рукавом. — О! — смутился он, заметив, кому сунул маску. — Прости меня…
Карми остановила его жестом. Он замолк и забрал гривастую пестроокрашенную маску. Лет ему было, похоже, около четырнадцати; он почти достиг возраста гэнкара и поэтому с гэнкарами держался свободно, почти как с равными.
Карми сказала:
— Ребята говорят, Смирол танцует лучше.
— Лучше, — кивнул Стэрр. — Он удивительно танцует. Но Смирол — Особенный, ты же знаешь.
— Ты тоже хорошо танцуешь, — сказала Карми. — Я видела в роли Карани Артавину и Баллахо, но теперь они мне кажутся просто неповоротливыми чурбанами.
— О да, — согласился без стеснения Стэрр. — Роль Карани, думаю, способен хорошо сыграть только хокарэм, обычному человеку не под силу такой темп… — Он хотел бы развить свою мысль, но ход спектакля уже требовал его участия, и он убежал, одной рукой прижимая к себе маску, а другой размахивая кстати пришедшейся кружкой.
Приблизительно в это время в зале и появился Пайра. Увидев его, Карми незаметно перебралась поближе.
Пайра рассматривал богатый убор Тилины. Он оценил красоту девушки, и тонкий ее стан, и высокий голос… Пайра оглянулся, заметил неподалеку ряженого, поманил к себе. Карми подошла.
— Эта девушка, — спросил Пайра, — кто она?
— Тилина-гэнкари, — ответила Карми. — Но она не для тебя, господин, а для Кортхави.
— Ты мне указываешь? — холодно удивился Пайра.
— Стоит навешать на гэнкари блесток, и она уже всем нужна, — продолжала Карми.
Пайра протянул руку и стянул с нее маску.
— Вот как… — медленно произнес он.
— Поговорим? — предложила Карми. — Или не будем портить тебе праздник? — Она вернула маску на место. — Мне не к спеху.
— Пойдем. — Пайра поднялся из кресла. Мангурре, сидевший у его ног, оглянулся:
— Мне с тобой, государь? Пайра покачал головой.
Мангурре оценивающе смерил взглядом девушку, улыбнулся:
— Здравствуй, Карми.
— Мангурре! — негромко прикрикнул Пайра.
— Все правильно, — откликнулась Карми. — Пойдем. Они поднялись в покои, отведенные Пайре. Здесь никого не было: вся челядь смотрела представление.
Карми бросила на стол маску и упала в кресло. Пайра остановился напротив нее.
— Садись, — сказала Карми. — Что молчишь?
— Я знал, что ты жива, — сказал Пайра, опускаясь в кресло. — Малтэр…
Карми закивала головой:
— Да-да, Малтэр ведь должен был передать тебе мои распоряжения…
— Он любит таинственность, — проговорил Пайра. — Столько туману нагнал…
— Я не все предусмотрела, — призналась Карми. — Мне надо выплатить отпускные деньги Стенхе и Маву.
— Это так необходимо? — спросил Пайра.
— Да. Я и так достаточно нанесла обид своим хокарэмам. Теперь же они мне вообще не нужны.
— Госпожа моя…
— Пайра, — молвила Карми, — помнишь ли сказание о Родали Онхо? Мне кажется, у меня есть нечто общее с ним.
— Пожалуй, — согласился Пайра. Судьба Родали Онхо, четвертого принца Байланто, пришла к недоброму концу — он был приговорен Высочайшим Союзом к смерти и выпил яд.
Пайра припомнил преступления, вменявшиеся ему в вину. Да-а, получалось, что недолго Оланти-Карэну оставаться в руках сургарской принцессы.
— Всякое может случиться, — улыбнулась Карми. — Но долги надо выплачивать сейчас, пока в моих руках есть деньги.
— Ты права. Послушай, госпожа моя, может быть, тебе лучше не ожидать собрания Высочайшего Союза? Почему бы тебе не исчезнуть? Я слышал, у тебя хорошие отношения с Арзрау…
— Не думала, Пайра, услышать от тебя такое. Ты всегда был верен долгу…
— Да, — подтвердил Пайра. — Но сейчас мой долг — служить тебе.
— Мне? О, Пайра! Я сгинула где-то на Ваунхо, меня нет, я призрак, самозванка…
— Госпожа моя, ты же знаешь…
— А иначе почему молчит Высочайший Союз? Почему молчишь ты? Вы все ждете, что я сбегу в Миттаур и стану несчастной приживалкой в доме Арзрау, наложницей его сына…
— Госпожа!
— Хотя Паор, возможно, и предложит мне законный брак, — задумчиво продолжала Карми.
— Госпожа…
— Пайра, разве не правда: насколько все станет проще, если исчезну… Всем будет легче, исчезнут все проблемы. Может быть, мне выплатят что-нибудь взамен знака Оланти…