Бухтияр подумал о том, что за последнюю неделю он уже дважды открыто расхаживал по улицам Сантерры в обнимку с цветком, ввоз которого в королевство категорически запрещён, и его замутило. И почему Аруна об этом не предупредил, опять эти его штучки насчёт свободы выбора и действий? Да кому нужна эта свобода, если вопрос касается безопасности?
— Сам ты мьярд! Я знаю, что ты хотел провернуть с Юияль, я слышал запись твоего разговора с мерзавцем Марко! — торговец пошёл в ответное наступление, тесня собеседника к калитке. Но тот не собирался сдаваться:
— Грязный людин, втёршееся в доверие к Аршу Сеймуру! Если бы не ты, я бы уже стоял во главе семейства! А твоей драгоценной жёнушке ничего бы не грозило. Родила бы наследника и занималась какой-нибудь женской ерундой, не вмешиваясь в мужские дела. У вас, как я погляжу, ребёночка-то за все эти годы так и не появилось. Что, твоя недвижимость так и не встала, а, Бухти? Оставил бы это дело мне, раз сам не способен!
Купец, из-за разницы в росте смотрящий на Фелима снизу вверх, ощутил неодолимое желание вмазать мерзавцу так, чтобы тот заткнулся навсегда. Но одновременно с этим осознал, что скорее сам будет избит, чем нанесёт хоть какие-то значимые повреждения ненавистному "кузену". Да и с цветочком в руках особо не повоюешь. И всё же, всё же!
Но, не успел он ринуться в атаку, как дверь дома за его спиной распахнулась, и на шум выглянул Айсель и побежал навстречу новому гостю с радостным воплем:
— Принёс, наконец!?
Да что, Рутра побери, тут происходит?! Какие дела могут быть у бывшего компаньона с этим негодяем? И что он должен был принести?
Ловко обогнув Бухтияра, Айсель схватил опешившего от такого напора гостя за руки, и не обнаружив в них ничего, кинулся его бесцеремонно ощупывать. Поведение, которое не укладывалось ни в какие рамки приличия, окончилось тем, что из правого кармана кафтана выпала плоская жестяная коробочка.
Опомнившийся при виде коробочки Фелим окончательно озверел, грубо оттолкнул Айселя в сторону, и кинулся поднимать пропажу. Но не успел. Бухтияр, несмотря на свою комплекцию, шустрым колобком метнулся вперёд, подставил сопернику подножку и первым перехватил коробочку, чуть приоткрывшуюся при падении.
Внутри по бумажной подложке перекатывались овальные пилюли лавандового цвета, пахнущие сиренью и жжёным сахаром. Какой знакомый запах! Точно такие же таблетки были у родителей Юияль. Насколько помнилось, принимали их постоянно, ни одна трапеза не обходилась без "средства для улучшения пищеварения". Мерзавец Фелим! В сознании Бухтияра мгновенно сложился ещё один кусочек единой картины: поведение приятеля, утратившего ясность рассудка, как две капли воды повторяло внезапный старческий маразм старших Сеймуров. Так, получается, это всё неспроста?! Эта тварь сознательно подкармливала отравой собственных родных, надеясь прибрать к рукам состояние Сеймуров?! Конечно, надо ещё обратиться к целителям с образцом, пусть тщательно всё проверят, но чутьё подсказывало торговцу, что он не ошибся.
Хорошо ещё, Арш успел написать завещание, оставляющее всё единственной дочери, пока ещё был в здравом уме. И вдвойне хорошо, что он успел купить титул барра. По законам Аридита, право наследования в младших дворянских родах передавалось исключительно по женской линии, в отличие от простолюдинов, вольных передать имущество любому родственнику.
Ошарашенный внезапно открывшимися обстоятельствами, Бухтияр утратил весь боевой задор. Фелим тут же попытался воспользоваться моментом, потянувшись за коробочкой. Что делать? Удержать одновременно цветок и коробочку не выйдет, чем-то одним придётся пожертвовать. А, была не была!
— Забирай своё обратно, мне чужого не надо, — выпалил купец, всучив наглому мерзавцу сапог с диаболикой. С каждым чётко проговоренным словом словно рвались невидимые связи, соединяющие его с цветком. Тогда как Фелим, напротив, словно против своей воли потянулся к растению, чей бутон как раз начал медленно разворачивать свои белоснежные лепестки, чуть тронутые по краям голубизной.
Сквозь тучи, наконец, пробился первый настоящий луч солнца, и трое людей, стоящих вокруг цветка, завороженно смотрели, как льдисто-сахарная поверхность лепестков вспыхнула мириадами сверкающих искр. Первым опомнился Фелим, в чьих руках оказался горшок из сапога. Сорвав с себя кафтан, он осторожно укутал диаболику, спрятав от посторонних взоров, и, больше не обращая ни на кого внимания, вышел за калитку. Останавливать его не стал ни замерший неподвижно Айсель, ни Бухтияр, ощутивший, как остро и сильно закололо под ложечкой, будто он только что пробежал, не останавливаясь, несколько кварталов.