На щеке ночной пташки алела едва заметная царапина, оставшаяся от лезвия ножа, но не это так возмущало Тори.
— Мерзкая подлая крыса! Слизняк! Тряпка, которой место на свалке! Рутрова отрыжка!
Далее пошли ругательства гораздо выше рангом и Кэйто прервал их, снова засунув в рот женщины кляп.
— Заткнись и слушай. Твою шкуру спасли не для того, чтобы пополнить запас нецензурщины. И моё время стоит слишком дорого, чтобы тратить его на пустые слова.
Он тряхнул Тори за шиворот, как котёнка, удерживая одной рукой. Затем толкнул к стеллажу, прижав к боковой стенке так, что женщина сползла вниз и осталась сидеть со связанными руками, прислонившись спиной к дереву. Подхватил один из клочков бумаги, усеивающих пол кладовки, окунул кончик ножа в чашу с орнутом и сбросил оставшуюся на лезвии каплю на лист, который тут же отпустил.
Пламя вспыхнуло мгновенно, отразившись в расширенных от ужаса зрачках ночной плашки. Оно сразу же охватило весь лист, который спланировал в сторону пленницы и коснулся кончика платья. Лишь самым краешком, но этого хватило, чтобы подол одеяния полыхнул не хуже бумаги. Женщина попыталась завизжать и отползти, но Кэйто тут же пресёк эту попытку, наступив на подол и затушив язычок пламени. А кляп надёжно заглушил визг, превратив его в сдавленный стон.
— Всегда считал, что лучше один раз показать наглядно, чем три часа уговаривать. Если поняла и будешь молчать без тряпочки, пока тебя не спросят, то кивни.
Чистейший аридитский господина имперского кестреля пригодился в очередной раз. Пленница затихла, перестав дёргаться, и молча кивнула.
Освобождённая от кляпа и верёвок, она сначала сидела, растирая онемевшие запястья. А затем тихо спросила:
— Получается, он хотел меня не просто запереть на какое-то время, так?
Кэйто протянул женщине руку, поднимая её на ноги.
— Вопрос, ответ на который очевиден. Рано или поздно ты бы дёрнулась. И в утренних газетах появилась бы заметка о том, что некий Леон Ирм сгорел в результате случайного пожара в библиотеке. Бумаги уничтожены, свидетелей нет. Цель достигнута. Кстати напомни, какая?
— Он хотел разбогатеть. Говорил, что станет совсем другим человеком. Лучше, сильнее. Могущественнее, — начала было говорить Тори, но осеклась. Поздно. И она тут же осознала это сама.
— Я всё расскажу. Всё до мельчайших подробностей. Только пообещайте, что не станете меня убивать. И, — тут глаза ночной пташки сузились от ненависти, — отомстите за меня этому ублюдку!
Кэйто промолчал, не собираясь давать пустых обещаний. Убивать женщину без необходимости он и без того не собирался. Но и чужая месть его не интересовала.
Он неопределённо то ли кивнул, то ли мотнул головой, но Тори этого хватило. Она покорно прошла вслед за дознавателем в читательский зал и заняла указанное место. Сам Кэйто устроился напротив и приготовился внимательно слушать.
Аруна остался в подсобке, собирать рассыпанные бумаги, и кестрель в очредной раз подивился, как у того получалось ускользнуть от лишнего внимания: женщина даже не заметила Хранителя, полностью поглощённая своими мыслями и разговором со следователем. Похоже, господина Аруну могли видеть только те люди, которым он это сам разрешил.
Тори, собираясь с мыслями, поёрзала на стуле, затем положила руки на стол, как прилежная ученица. И принялась рассказывать.
С Леоном Ирмом, служащим в городской библиотеке, она познакомилась год назад. Парень влюбился с первого взгляда, очарованный золотыми волосами и небесно-голубыми глазами прелестницы. А нежный голос девушки заставлял его краснеть и смущаться. Тогда, в первый раз, она сама ради шутки предложила ему подняться наверх, зная, что у парня попросту не хватит денег. Но у того хватило.
Пропав на месяца два и не появляясь в общем зале, хотя до этого захаживал почти каждый вечер, он вернулся и сразу же, с порога, выставил на стойке мешочек серебряных рууров. Получил вожделенную бирку, прошёл вместе с Тори в её опочивальню. И… ничего не произошло. Он всю ночь читал стихи, рассказывал, какие прекрасные у неё руки, похожие на стебли лотоса, кожа, подобная сиянию луны и волосы, затмевающие солнечные лучи. А в глазах цвета весеннего неба можно утонуть, как в бездонном горном озере. Тори сначала мысленно хихикала, стараясь не подавать вида. Ну какие там стебли лотоса, какие озёра! Это же всё так глупо. Мир не состоит из цветов и сказок, у него совсем другие законы, куда проще и приземлённее. Но потом Леон начал нараспев читать поэмы на древнеаридитском, который Тори понимала через слово, и девушка поплыла. Само звучание фраз на знакомом и одновременно чужом языке завораживало настолько, что меняло время и пространство и превращало открытое окно в дверь к неведомым мирам. Тори была волшебной лунной феей, идущей по тропе грёз, и чувствовала себя важнее всех знатных дам королевства.