Бухтияр бросил последний тоскливый взгляд на столик прихожей и мгновенно выскочил за дверь, спасаясь от видения умоляюще протянутых к нему пёстрых дрожащих листочков.
Трёхэтажные домики купеческого квартала мирно дремали в ночи. Фонари ланте́рн светили вполсилы, разгораясь по мере приближения прохожих. Осветительные чары не требовали частого обновления, благо работали в тесной связке со звуковыми датчиками, едва различимо пощёлкивающими миниатюрными шестерёнками.
Аруна шагал широко и размашисто, купец едва поспевал за ним. Попытки расспросить, зачем прямо сейчас нужно отправляться беседовать с той мегерой, в которую превратилась некогда кроткая и любящая жена, он оставил сразу же, как понял, что их попросту не замечают. И сейчас молча торопился за своим проводником. Лишь когда на мокрой мостовой блеснул в свете фонаря горшечный черепок, пропущенный уборщиком, Бухтияр встрепенулся:
— Но откуда вы знаете, где я живу?!
— Я не знаю. Я помню, с некоторой долей вероятности.
Ответ был таким же непостижимым и странным, как и последующие действия аристократа. Он взбежал на крыльцо и трижды постучал в дверь с особым ритмом, в котором купец с изумлением узнал свой собственный тайный шифр. Когда они с Юияль только начинали встречаться, отец будущей жены одобрил выбор дочери далеко не сразу. На какие только ухищрения им не приходилось идти, чтобы встретиться ненароком то в лавке торговца пряностями, то в книжном магазине, то у галантерейщика…
Томительное ожидание, казалось, длилось целую вечность. Наконец, дверь дома с мансардой приоткрылась. В щель встревоженно выглянула заспанная, чуть полноватая женщина в пёстрой шали, наспех накинутой поверх длинной ночной рубашки. Неизменный бант мягко прихватывал сзади пряди слегка вьющихся волос. Но чёлка, как и в юности, упрямо лезла на глаза. Вглядываясь в полумрак, Юияль неуверенно позвала:
— Бу́хтик, ты?
Никакая другая фраза не вызвала бы у купца такого ошеломления, как личное прозвище времён его юности, известное только им двоим. Он заворожённо сделал шаг вверх по ступенькам крыльца, забыв о дожде, стекающем по его лицу, о чужих сапогах и о кафтане, с которого так и не удалось оттереть до конца земляные пятна.
Но цепкий женский взгляд выхватил все эти мелочи влёт, и нежное лицо Юияль враз посуровело, а серо-зелёные глаза потемнели, как перед бурей.
— Хоть ты и разобрался со своей горшечной дрянью, наконец, это не повод надираться в хлам. Сперва проспись, — громкий хлопок двери недвусмысленно дал понять, что разговор окончен.
Спустя миг створка чуть приоткрылась. Ровно настолько, чтобы хозяйка дома непоколебимо и твёрдо дополнила:
— Без обручальных браслетов можешь даже не появляться.
Аруна, оставшийся незамеченным, хотя всё это время был на виду, спустился с крыльца, подцепил купца за локоть, и увлёк за собой в сторону ближайшей трактирни.
Где-то неподалёку взлаяла и тут же осеклась чья-то сторожевая псина.
"Ру́тра побери, как неуютно," — подумал незадачливый цветовод и покорно поплёлся вслед за провожатым.
Ночная трактирня "У Ро́льчека" была не самой популярной в купеческом квартале. Возможно потому, что торговцы знали толк в экономии, а кутить предпочитали в "Затейнице Джеймиси́н". Дорогую выпивку и плату за вход после полуночи не компенсировали даже вкуснейшая домашняя выпечка и удобно расположенные переговорные столики, снабжённые глушилками.
Серьёзные люди предпочитали вести переговоры в иных местах и в иное время, если уж не договорились, как и положено, при свете дня. Но для двоих, присевших за угловой красный столик с отдельной кабинкой, заведение Рольчека оказалось наилучшим вариантом, когда деньги особого значения не имеют, а быстрота решает всё.
По крайней мере, для одного из них.
— Не будь ты поставщиком Королевского двора, разбирался бы сам, — Аруна бесшумно размешал сахар в миниатюрной чашке из тонкостенного фарфора и аккуратно взмахнул серебряной ложечкой, стряхивая капли. Аромат превосходной ка́вы дымком поднимался над густо-коричневой поверхностью.
Бухтияр сглотнул и отпил очередной глоток воды из стоявшего перед ним стакана. Цену за решение “цветочного вопроса” ему пока не назвали. Но личных денег у него пока в любом случае — птах наплакал. Смешно сказать, благородный барр, да к тому же торговец, и без медного руура в кармане. Вот когда… если бы только его пестролистное чудо расцвело…
Он поднял голову и посмотрел на человека, в руках которого оказалась не только чашка с кавой, но и судьба самого купца.