На следующую ночь меня посетило другое сновидение, краткий картографический сон: я готовлюсь к путешествию на несколько недель куда-то в сибирскую тайгу, где, в частности, должен пройти берегом длинной неведомой реки в поисках ее истока. Тщательно выбираю гетры и снегоступы, потом кто-то разворачивает передо мной карту местности, куда я должен отправиться. Следуя взглядом по карте за причудливыми извивами реки, чувствую растущее возбуждение от громады девственных заснеженных пространств, которые мне предстоит истоптать вдоль и поперек. Проснулся я в полном восторге, совершенно убежденным, что это сновидение и предыдущее, о норе, говорят примерно об одном и том же.
Глава 2
В поисках пропавших без вести
Можно также сказать, все началось со звонка в мою дверь спустя пару дней. Это был не почтальон, как я подумал (почтовый ящик у меня крошечный, так что почтальону зачастую приходится подниматься ко мне, чтобы лично вручить толстые письма, когда те не пролазят в щель), а пожилая женщина небольшого роста, которую, мне смутно показалось, я где-то уже видел. Одета она была в пальто и шляпу, хотя день тогда стоял жаркий. Я уж собирался вежливо сказать ей, что близящийся конец света меня не интересует, и воскрешение кого бы то ни было тоже (особенно, мое собственное), как она объявила, что должна передать мне очень важную весть.
— Меня зовут Шошана Стивенс. Могу я войти? — спросила она со сладчайшей улыбкой. Голос у нее был чуть слышный. Красивые серые глаза, очень бледная кожа, небесно-голубая шляпа. Упомянуть пальто мышиного оттенка — и беглый портрет в две краски почти готов.
Я продолжал стоять на пороге, не прогоняя ее, но и не приглашая зайти. Женщина настаивала тем же вкрадчивым голосом:
— Это касается вашего отца.
Я качнул головой в знак отрицания.
— Мой отец умер сорок лет назад, даже больше. Наверное, ошиблись адресом. Кто вам нужен?
— Мне хотелось бы поговорить именно с вами, месье Трамонти. Ведь это вашим отцом был Алессандро Трамонти?
Я не сдвинулся с места. В первый раз мне повстречался человек, знавший моего отца или якобы знавший его. Тем более здесь, в Марселе, где его ноги даже не было. Детство отца прошло во Флоренции, юность в Лионе, женился он в Шамони, там же и умер, когда мне еще не было двух лет. Кто же она, эта Шошана Стивенс? Имя-то какое странное. Однако лицо показалось смутно знакомым.
— Да, это мой отец. Вы в свое время были с ним знакомы?
— В некотором роде. Все обстоит немного сложнее. Как раз об этом мне и хотелось бы поговорить. Вы позволите?.. — она кивнула подбородком вглубь квартиры.
Я сделал шаг в сторону, чтобы она могла войти.
Можно также сказать, что именно там все на самом деле и началось, в этом легком смещении тела, в чуть заметном разломе между тем, как я должен был поступить — вежливо ее выпроводить — и шагом, который я тогда сделал.
Этот простой жест, — сказал я позже Марьяне, — мое отступление всего на несколько сантиметров, чтобы пропустить ее внутрь, сразу же породило ощущение дискомфорта, будто бы я вдруг стал посторонним для себя самого. Ощущение, скажем, странное, для меня не привычное. И что важно, странным то ощущение мне показалось уже в тот самый момент. Я никогда прежде не видел эту даму, мне нечего было ей сказать, да и слушать, что она наплетет, настоящего желания не было, и все же позволил ей войти. Словно бы смотрел со стороны на себя, пропускающего ее внутрь, и слышал тихий голос: «Что ж ты делаешь-то?».
С робкой улыбкой на губах она прошла между мной и дверью. Остановилась посреди гостиной. Казалось, она что-то разыскивает взглядом или оценивает размеры комнаты. Я прикрыл дверь и подошел к гостье.
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Шошана Стивенс. Можно присесть? — она кивнула на полуразвалившийся диван (уже больше года собирался его поменять).
— Да, конечно.
Присел и сам напротив нее, обдумывая предстоявший разговор. Гостья выглядела немного скованной.
— Хорошо, мадам Стивенс, что же такого важного вы должны сообщить о моем отце? Вряд ли речь о неожиданном наследстве…
Она усмехнулась в какой-то старомодной скромной манере — слегка склонив голову и прикрывая рот рукой.
— О нет, месье Трамонти, я такими вещами не занимаюсь.
Затем она умолкла, как будто и так уже сказала слишком много. Казалось, она колеблется. Рассматривала носки своих туфель — коричневых, немного потертых, на низком каблуке, абсолютно неэлегантных. Время от времени переводила взгляд на книжный шкаф, гравюры на стенах, красную рыбку в аквариуме. И на меня, хранившего молчание. Ее поведение было настолько странным, а в то же время настолько спокойным, что я не мог найти, как возобновить разговор. Она казалась чрезвычайно хрупкой — смущенная, маленького роста, с полупрозрачной кожей, — но при этом в ней чувствовалась незаурядная воля, доказательством чему была легкость, с которой проникла в мою жизнь. Наконец, она кашлянула.