— Не хотите выпить чего-нибудь? — спросил я.
— Спасибо, с удовольствием. Простой воды, если можно.
Она, кажется, была рада, что это я первым нарушил молчание.
Я принес два стакана воды и спросил:
— Ну так чем же вы занимаетесь? Генеалогией?
— Нет-нет, — она состроила недовольную гримаску, но голос был не совсем уверенный. — Если честно, мне самой трудно сказать… Пожалуй, так: занимаюсь поисками пропавших людей.
Я одобрительно кивнул головой.
— Это интересно. У вас, наверное, много работы. Насколько я помню, в одной только Франции каждый год по неизвестным причинам исчезают несколько сотен людей.
На ум тут же пришла Анна-Лора, которую тремя годами ранее поручил мне разыскать в Китае ее отец, и в результате я тогда смог обнаружить лишь ее призрачный след, напоминающий серебристые дорожки на камнях, оставшиеся от проползавших там улиток. Моя миссия, впрочем, была наполовину успешной (или наполовину провальной, что то же самое): я, конечно же, привез Шуази-Леграну новости о его дочери, однако те новости были косвенными, ее саму увидеть не удалось. Только бы эта Шошана Стивенс, — подумал я, — не оказалась посланной Шуази-Леграном, чтобы уговорить меня снова отправиться на поиски Анны-Лоры, на этот раз в компании «специалиста по пропавшим людям». А впрочем, — тут же возразил я себе, — разве имеет к этому какое-либо отношение мой отец?
— О да, я знаю, что исчезает тьма людей, — подтвердила Шошана Стивенс. — Следует иметь в виду, что во многих случаях это результат осознанного решения. Однако я занимаюсь не такими исчезновениями, — обворожительно улыбнулась она.
Мне уже поднадоело играть в отгадки, но должен признать, сам ведь виноват: не задал ей прямого вопроса, а от наводящих она с удовольствием уворачивалась. Пора поговорить начистоту.
— Но кого же вы тогда называете «пропавшими»? — спросил я.
Она снова уставилась на носки своих туфель, словно почувствовав себя неловко.
— Имеются в виду умершие, месье Трамонти.
У меня нахмурился лоб.
— Значит, речь об умерших, — отозвался я эхом.
— Да, — сказала Шошана Стивенс. — Моя работа, если хотите, заключается в поисках следов, которые остаются от мертвых.
Глава 3
Между переселением душ и полноприводными машинами
Примерно раз в месяц я хожу подровнять волосы в парикмахерскую неподалеку от дома. Этот салон — довольно неприятное место. Не переношу оглушающую, к тому же плохо выбранную музыку в стиле техно. Это место насквозь пропитано дурновкусием, от нелепых одеяний парикмахеров обоего пола до их словарного запаса, включая тембр их голосов и уродливое убранство салона (особенно отмечу витиеватое рифмованное четверостишие, которое восхваляет «поэзию, царящую в таких местах», и «обретаемый в этих пространствах покой»). Все это наводит тоску. Вот сюда я и хожу примерно раз в месяц, чтобы подровнять себе волосы. В районе, где я живу, кстати, есть несколько других парикмахерских, и эта не самая близкая, но хожу я в нее. Почему? Честно говоря, сам не знаю. И еще, если честно, мне нравится туда ходить, чему я сам удивляюсь. Побывал я там и в день моего «сибирского» сна, за два дня до визита Шошаны Стивенс.
В тот день у меня было чудесное настроение — вероятно, благодаря сновидению: уж не знаю, почему, но оно позволило мне предположить, что со мной вскоре произойдет что-нибудь необычайное. Само собой, я не рассчитывал, что вот сейчас какой-нибудь незнакомец предложит мне отправиться в путешествие по Сибири или что мне позвонит прелестная девушка, с которой мы когда-то давно познакомились и у которой вдруг проснулись теплые чувства ко мне, или что случайно встретится среди прохожих приятель, с которым не виделись двадцать лет. Нет, я смиренно, даже не вполне отдавая в этом отчет самому себе, ждал события, способного перевернуть чью-то жизнь, а именно мою, которую уже несколько месяцев я был готов признать бесцветной, «жизнь грязной тротуарной плитки», как говорил персонаж книги, прочитанной накануне. Между тем, если взглянуть объективно, все было не так уж плохо: Марьяна поддерживала наши отношения с большой стойкостью, работа в газете потихоньку двигалась, что не позволяло слишком уж разбогатеть, но сберегало время для прогулок и, что особенно ценно, для одного из моих любимых занятий — полного безделья. Должен, впрочем, признать, такое замечательное равновесие не давало мне полного удовлетворения жизнью. Я осознавал, что смутно жду перемен, но каких?