— Стучать по дереву… Ну конечно! Самый дурацкий предрассудок из всех существующих! Давай-ка лучше отправляйся на посадку, чтобы я мог побыстрее начать готовиться к своим оргиям.
Он страстно поцеловал ее и прижал к себе.
— Я люблю тебя, Энни. Я буду считать дни… — К его удивлению, горло перехватил спазм.
— Я тоже очень люблю тебя, дорогой. Извини, что болтала тут всякие глупости…
Она перекинула через плечо дорожную сумку, подмигнула ему и направилась к выходу на летное поле. У ворот она обернулась, помахала рукой: «Я позвоню из Нью-Йорка!» Он провожал взглядом ее тоненькую быструю фигурку, пока она не скрылась из виду.
«Ее нет рядом всего две минуты, — думал он, спускаясь по эскалатору, — а я уже смертельно соскучился по ней».
Чикаго
Однажды утром Миранда собрала подчиненных и объявила, что прекращает свою деятельность на товарной бирже. Она собралась продать свое место и переехать в Нью-Йорк.
— Бизнес, в котором любой ребенок может за короткое время заработать миллион баксов, — сказала она, — не заслуживает внимания опытного взрослого человека.
Днем раньше она пригласила Джима Биссо на ланч в ресторан «У Поля» и поделилась с ним своими планами. Он был единственным человеком, кому Миранда доверяла.
Светловолосый, худощавый, с тихим голосом, с акцентом и учтивостью южанина, Джим приехал в Чикаго сразу после окончания университета, горя желанием сделать карьеру на бирже. Миранда взяла его в качестве практиканта, но довольно быстро продвинула в свои личные помощники. Лояльный и неболтливый, он был ее глазами, ушами и правой рукой на торгах, за что и получал приличное вознаграждение.
Миранда была в восторге от Джима… Настолько, что это не могло не дать пищу злым языкам. Но ей было известно то, чего не знали сплетники: Джим был геем. И поскольку никаких сложностей с точки зрения романтических чувств между ними не возникало, Миранда могла общаться с ним без всякого внутреннего напряжения.
Он сопровождал ее на деловые банкеты и кормил ее кошек, когда она уезжала из города по делам. Она, в свою очередь, выступала в роли его девушки, когда в Чикаго наведывались родители Джима — ультрареспектабельные господа.
— Мы отлично прикрываем друг друга, — заметила как-то Миранда. Джим не очень ее понял, но суть уловил.
Именно он и рассказал Миранде о «большом пари», заключенном в кафе. Миранда расстроилась, хотя и не слишком удивилась.
— Эти слюнтяи только на такое и способны. Каждый из них — яркий пример запоздалого умственного развития. Когда-то я думала, что быть допущенной на биржу — великая честь. Биржа! — она презрительно фыркнула. — Я сыта по горло их выкрутасами. Взрослые дяди кидаются шариками из жеваной бумаги и пускают бумажные самолетики… Прямо кулаки чешутся. А как они разговаривают! Мой отец работал на мясоконсервном заводе (теперь, когда ты об этом узнал, тут же забудь), но если уж говорить о богохульстве, то любой грузчик оттуда показался бы святым по сравнению с этими нашими «приятелями» с биржи.
После пяти лет спокойной жизни Миранда вновь почувствовала зуд нетерпения. Так всегда бывало с ней, еще с детства, когда она стремилась одним прыжком переместиться из настоящего в будущее. Самоутвердившись в Чикаго, она уже не видела причин оставаться здесь и дальше. Деньги не принесли ей того счастья, на которое она надеялась; работой, казавшейся такой увлекательной, она уже пресытилась.
И, что было хуже всего, ее продолжали одолевать ночные кошмары. Фрагменты прошлого змеей вползали в сны, и это было настолько невыносимо, что она уже боялась ложиться спать. Возможно, что если бы она могла быть все время чем-то занятой, это наваждение кончилось бы… А ничто так не отвлекает от тяжелых мыслей, как перемена обстановки и желание бросить судьбе новый вызов.
— Я вот наблюдаю за своими кошками, — рассказывала Миранда Джиму во время того самого ланча «У Поля». — Очень поучительно. Нельзя даже представить себе, что они были когда-то трущобными кисками и изо всех сил боролись за существование. Теперь они стали ленивыми и неповоротливыми, целый день только мотаются между плошкой с едой и ящиком с песком. Естественный перерыв в этом круговращении наступает, когда они укладываются вздремнуть часиков эдак на двенадцать. Они даже не будут знать, что им делать с мышью, если той вздумается подергать их за усы… наверное, просто перевернутся на другой бок и снова заснут. Понимаешь, они утратили жизненный стимул.