В первую годовщину свадьбы Тонио преподнес ей дарственную на роскошный особняк на Золотом берегу Лонг-Айленда со словами: «На случай, если ты соскучишься по Штатам».
Каждое лето, с началом в Сан-Мигеле сезона дождей, Дюмены начинали «отпуск» с того, что на месяц разъезжались в разные стороны.
Дети отправлялись в Париж со своей бабушкой по отцу, Альбертиной; Тонио — на охоту в какую-нибудь экзотическую местность: он питал страсть к такого рода кровавым развлечениям, которую Ким не разделяла. Наверняка в этих экспедициях участвовали и женщины, но Ким не задавала вопросов, предпочитая оставаться в неведении. Пока ее муж гонялся за ягуарами в Бразилии или носорогами в Уганде, она с матерью ехала в «Маривал».
Ким уже считала клинику чуть ли не вторым своим домом, местом, где можно отдохнуть, побездельничать и ликвидировать следы, нанесенные неумолимым временем. Всегда находилось, что подправить в своей внешности; не мешало и полечиться гормонами, сделать липосомную чистку кожи… Рождение близнецов тоже несколько подпортило безупречную фигуру Ким, равно как и ее любовь хорошо покушать. А никто, кроме доктора Фрэнкла, не был таким виртуозом скальпеля, когда нужно было скрыть или исправить возрастные дефекты.
За эти годы Ким уже подтягивала кожу на ягодицах, убирала складки на животе, меняла форму пупка, делала пухленькие губки еще полнее с помощью введения коллагена…
Работенка всегда находилась, и ее целью было сохранение вечной молодости. В конце концов, это был ее хлеб!
В начале августа семейство воссоединялось на вилле «Фиорентина» — так называлось владение на Лонг-Айленде, подаренное Ким заботливым мужем.
Особняк в Старом Бруклине, когда-то принадлежавший железнодорожному магнату, со своими плавательными бассейнами, садиками, танцевальным залом, вмещающим пятьсот человек, был словно создан для всякого рода увеселений. И Дюмены веселились от души. Каждый август комнаты для гостей на вилле и садовые домики полностью оккупировались кинозвездами, известными писателями, бизнесменами с Уолл-стрит и людьми того сорта, которых Тонио любил называть «примитивным и богатым бездельничающим старьем». В конце концов, Америка — страна, где правят бал Гэтсби…
Дюмены наслаждались этим проведенным на вилле месяцем на всю катушку. Прием сменялся приемом, праздник — праздником, не оставались без внимания и театры, и выставки Манхэттена, а также магазины и салоны красоты.
В последний уик-энд августа на вилле закатывали бал, который журнал «Повседневная женская мода» называл «гвоздем сезона». Причем по пышности и экстравагантности прием каждого последующего года должен был превосходить предыдущий — таков был приказ Тонио.
Для подготовки к знаменательному событию существовала инициативная группа, штаб которой находился в Нью-Йорке и которая функционировала весь год. Состояла она из специалиста по рекламе, в обязанности которого входило составление гостевого списка с учетом популярности того или иного претендента; известного кулинара для разработки изысканнейшего меню и театрального продюсера для постановки всевозможных развлекательных зрелищ на бродвейском уровне.
Каждый бал имел свою определенную тему, обязательно крупномасштабную, на воплощение которой требовались большие затраты, — будь то «Последний день Помпеи», «Двор Людовика Четырнадцатого» или «Чикаго: ревущие двадцатые». Приглашения рассылались за два месяца, чтобы дать возможность счастливым избранникам продумать сногсшибательные туалеты, подобрать подходящие драгоценности — в соответствии с предложенной тематикой.
Для Бетт эти гала-представления были наивысшим блаженством. Какое это было для нее счастье — принимать разных знаменитостей и дельцов от шоу-бизнеса, к которым несколько лет назад она и мечтать не могла приблизиться!
— А какой спектакль! — восклицала она. — Мой зять, должно быть, нанял целую театральную труппу!
Горничная Ким, Селеста, воспринимала все совершенно иначе.
— Так много еды… — мягко заметила она, помогая «миледи» одеваться к последнему балу. — Денег, потраченных на одну только икру, хватило бы, чтобы прокормить всех детей в Бенедикте в течение месяца.
— Неужели? — разволновалась Ким.
— Да, миледи. Это так.
Иногда, причесывая хозяйку, Селеста позволяла себе подобные высказывания, краткие, но выразительные, — исповедуя, очевидно, принцип «направляй свое влияние на добрые дела»…
Ким хотелось думать, что являя собой образец красоты и добропорядочности, она привносит свет в мрачную жизнь бедняков. Но сердцем она чувствовала другое.