— Тысячи докеров и оружейников остались без работы, потому что напудренные парики, шелка и бархат стали нужнее оружия и кораблей. Ремесленники пойдут за нами и будут воевать лучше любой армии. Я вам докажу, что хитрость и правильно выбранный момент могут быть сильнее оружия.
— И кто же станет этим новым вождем? Дож? Или, может быть, вы?
— Вполне возможно, я. Или вы. Мы сами выберем вождя, когда настанет время.
Амбиции этого человека громадны, подумал Лука, но его речи завораживали.
— А если вы окажетесь недостаточно хитры, не встретимся ли мы на эшафоте между египетскими колоннами?
— Вы не всегда были так осторожны.
— Откуда вы знаете, каким я был?
— Если вы так боитесь за свою жизнь, друг мой, вам не стоило сюда приходить.
В голове Луки промелькнули какие-то смутные воспоминания.
— Иногда страх бывает полезным. Он удерживает нас от неверных шагов и глупого риска. Как знать, может, один из нас, тех, кто сейчас скрывается под маской, шпион Совета десяти? — Лука помолчал, чтобы до всех дошел смысл его предположения.
— Маска гарантирует безопасность.
— Безопасность? Разве это не вы только что презрительно отозвались о страхе?
— Я имел в виду безопасность нашего дела.
— Возможно. Но если уж я должен рисковать своей шкурой, я бы предпочел знать в лицо тех, кому вверяю свою судьбу. Я хотел бы знать их имена.
Лука развязал тесемки маски и открыл лицо.
— Я — Лука Дзани.
Маттео ко многому приготовился, но такого не ожидал. Он не рассчитывал на то, что кто-то из присутствующих решится раскрыть свое инкогнито.
Ему не следовало забывать «привычку» брата всегда говорить правду, ведь он не раз от этого страдал. Он не ожидал, что брат-близнец расстроит его тщательно продуманный план. Но разве когда-нибудь было иначе?
Надо взять себя в руки, подумал Маттео. Если он не отомстит, то сойдет с ума.
Пока собравшиеся один за другим снимали маски и называли себя, он лихорадочно думал, какие выдвинуть доводы, чтобы избежать разоблачения.
— Если мы хотим добиться успеха, — начал он медленно, стараясь не выдать своего волнения, — мое имя должно оставаться в секрете. Я должен иметь возможность появляться там, где это необходимо, говорить с нужными нам людьми, не опасаясь того, что буду узнан. — Помолчав, он добавил: — Если кто-нибудь из вас предаст меня, то погубит всех остальных и дело, которому мы поклялись служить.
— Правильно.
— Он прав.
Услышав, что многие согласились с доводами Маттео, Лука не удержался от вопроса:
— Откуда нам знать, что вы работаете на наши цели, а не на дожа, что наши имена не станут известны Совету десяти и мы не попадем в пасть льва?
Эти слова вызвали у заговорщиков легкий шок.
— Я вас не предам. Клянусь. — Он протянул вперед руку ладонью вниз, словно давая клятву на святых мощах. — Клянусь могилой своих родителей. Клянусь жизнью своих братьев.
Но Лука все еще был настроен скептически.
— Что же, Лука Дзани? — спросил вожак. — Ты доволен? Тебе достаточно моей клятвы или ты все еще колеблешься?
От Луки не ускользнули насмешливые нотки, и они больно его задели. Если у него и оставались еще сомнения, он их отмел. Он не уподобится той Венеции, которую хотел изменить, — колеблющейся, неуверенной в себе, неспособной рисковать.
— Достаточно.
Маттео вздохнул с облегчением.
— Встретимся снова, когда у меня будут для вас новости, — сказал он.
— А как мы узнаем, что под маской скрываетесь именно вы, а не кто-то другой? — отважился спросить кто-то из толпы.
— Вы узнаете меня по этому. — Сняв перчатку с левой руки, он поднял ее вверх, так что слабый свет единственного фонаря упал на его ладонь.
Лука вздрогнул. Шрам, пересекавший ладонь, был точно таким, как у него самого, и тоже на левой руке. Этот след остался у него после того, как несколько лет назад он разнимал дерущихся матросов.
Может, это предзнаменование? — подумал Лука. И притом хорошее?
Люди стали расходиться, и скоро на площади остались лишь Лука и человек в маске.
— Ну так как, Лука Дзани? Вы на самом деле с нами или наши люди предстанут перед инквизицией?
— Как вы смеете меня об этом спрашивать? — Голос Луки стал угрожающим. — У меня много недостатков, но вероломство не в их числе.
— Может, и так, но только если вы не считаете вероломством наказывать того, кто, по вашему мнению, этого заслуживает. Я не прав?
Снова по спине Луки пробежал холодок. Почему этот человек вызывает в его памяти события, о которых ему хотелось бы забыть? А он никогда не забудет, что с ним было, когда он увидел мертвой свою возлюбленную Антонию на руках у Маттео. Или когда передал своего брата-близнеца в руки правосудия. А потом ликовал, когда тому удалось бежать из казематов Дворца дожей. И горевал, узнав, что брат был убит грабителем в каком-то захолустье.