— Чтобы ты вот так, как сейчас, поднял меня на смех?
— Ничего не могу с собой поделать, не смог удержаться. У тебя столько талантов, что я не перестаю удивляться. — Лука улыбнулся и дернул плечом.
Усилием воли Кьяра постаралась не поддаваться обаянию его улыбки. Он сел напротив нее и потребовал:
— Так скажи, Кьяра, что мне принести, чтобы ты могла развлечься?
— Тебе нравится надо мною насмехаться? — Кьяра откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
— Я вовсе не насмехаюсь. В жизни не был так серьезен, как сейчас.
— Ладно. Если ты не шутишь, то распорядись принести шахматы, карты и книги.
— Книги? — Лука не смог скрыть удивления.
— Ну, конечно. Раз я цыганка, то должна быть неграмотной, что ли? — саркастически парировала Кьяра. — Если я умею читать, то это не вяжется с картиной кочевой цыганской жизни, ты так считаешь.
— Я этого не говорил.
— А этого и не нужно. У тебя все на лице написано.
Лука не мог удержаться от смеха.
От ярости и унижения кровь прилила к все еще бледному лицу Кьяры. Она оттолкнула от себя стол и хотела встать, но Лука ее опередил и схватил за руку.
— Не уходи, пожалуйста.
— Чтобы ты продолжал надо мной смеяться?
— Да я не над тобой смеялся. — (Кьяра взглянула на Луку с недоверием). — А над собой.
На лице Кьяры отразилось такое высокомерие, что Лука уже не сомневался: ее отец был венецианским патрицием. Придется провести кое-какое расследование, решил он, и узнать, от кого родилось это великолепное создание.
— Знаешь, почему я рассмеялся? Я был рад, что ты поправилась и уже можешь шипеть и царапаться, как рассерженная кошка. А теперь сядь. — Когда она опустилась на стул, он сказал: — Я сейчас вернусь, — и вышел из комнаты.
Лука вернулся через несколько минут с тяжелой шахматной доской, инкрустированной слоновой костью и черным деревом. Из ящичка внизу он достал изящно вырезанные фигуры из белого алебастра и темно-зеленого нефрита и расставил их так, что белыми должна была начинать Кьяра.
— Не желаешь ли сделать первый ход? — предложил он.
— Хочешь проверить, умею ли я играть?
— Просто предлагаю тебе сыграть партию со мной и проверить, умею ли играть я, — усмехнулся он.
Не удержавшись, Кьяра улыбнулась в ответ.
— По-моему, у нас ничья, — спустя час сказал Лука.
Кьяра смотрела на доску, нахмурив брови. Ей ужасно хотелось выиграть, но и на ничью она, пожалуй, может согласиться.
— Хорошо. Пусть будет ничья.
— С удовольствием сыграю с тобой еще. По-моему, у нас неплохо получается. — Лука был рад увидеть, как заблестели ее глаза. Стало быть, она поняла намек.
Вошел Рико со стопкой книг. Сверху лежала колода карт.
— Ну вот, — сказал Лука, — карты и, — он провел рукой по корешкам, — книги. Боккаччо, Аретино, Данте, поэзия Микеланджело и Петрарки. Надеюсь, эти книги придутся тебе по вкусу.
Кьяра с жадностью посмотрела на книги.
— Спасибо. — Она погладила темно-вишневый кожаный переплет книги, лежавшей сверху, так, как это сделала бы монахиня, прикасаясь к священной реликвии. — Ты очень добр.
— Что ты! На самом деле я эгоист. Я готов отдать все, только бы ты осталась.
— Так уж и все!
— Все, что в моих силах.
— Не проси меня остаться, — тихо сказала она.
— Почему? — также шепотом спросил он. — Ты боишься саму себя? Ведь ты могла уйти, как только встала с постели. Или что-то тебя удержало?
— У меня есть на то причины.
Причины были. Ей необходимо узнать правду. Надо разобраться, откуда у нее эти противоречивые видения. Да и просто понять, кто он такой. Если он и вправду не тот человек, который изнасиловал Донату, она сможет признаться себе в чувствах, пустивших в ее сердце ростки, подобные крошечным цветочкам, пробивающимся сквозь трещины в скалах. А что, если появление этих образов было лишь испытанием, чтобы заставить ее не верить видениям, а верить своему сердцу? Может ли она доверять этому человеку?
— А у меня тоже есть причины. — Отодвинув шахматную доску, он накрыл ладонью ее руку. — Может, останешься, пока мы их не выясним?
— Не надо! — Кьяра хотела отдернуть руку, но Лука крепче прижал ее к столу.
— Боишься? — тихо, но вызывающе спросил он.
— Не надо, Лука! — крикнула она и сбросила его руку.
— Ты не сможешь увиливать от ответа до бесконечности.
— Но я могу уйти. Ты обещал.
— Это так. Но не уйдешь. Потому что ты не робкого десятка, верно?
Глава тринадцатая
Кьяра сидела у окна, выходившего на канал, но мысли ее были далеко от снующих по воде барж, груженных разным товаром, и гондол с веселящимися людьми в маскарадных костюмах и масках.