Я задал маршрут от квартиры Кати к улице Новой. Автобус «112/1» мог отвезти меня туда за сорок минут и за столько же рублей, ведь это остановка считалась загородной. Приложение не знало о том, что можно было доехать до «Ненайдено» на «404» автобусе, пройти вдоль берега и по мосту перейти к дачам. Я сохранил маршрут в заметках, помня о том, что есть еще один путь туда или оттуда.
А уснуть так и не вышло. В голове снова закрутился душный туман. Походил по квартире, выпил воды, умыл лицо - показалось мало, вымыл шею холодной до дрожи водой. Потом просто подставил голову под кран и простоял так пока не заболели зубы. Снова вышел на балкон. Теперь горел свет на втором этаже «Алмаза». Там находился тренажерный зал, я прежде видел в окнах людей прыгающих на скакалках, болтающихся на турниках, крутящих велотренажер. Уборщицу я не увидел, но увидел девочку. Она забралась на самый верх шведской стенки, шапочку она держала в руке. Ведь сорвется, подумал я. И она сорвалась. Пару секунд спустя она снова карабкалась вверх. Крепкая оказалась девочка. Я смотрел как она повторяет процесс падения, было в этом что-то метафизическое. На самом деле нет, но тогда голова, заполненная дурманом предстоящего, работала иначе, я видел кругом какие-то предзнаменования. А девочка все забиралась и падала. Почему она не бьется, не кричит? Может она родилась с редкой аномалией, когда человек не чувствует боль? Это объясняет почему девочка не спит в кровати, а ходит в двенадцать ночи по закрытому спорткомплексу за мамой, ведь та, наверняка, боится, что дочь, оставшись дома одна, порежет себя ножом и будет глупо смотреть, как истекает кровью. Или засунет руку в кипяток, и будет глядеть, как закипает кожа.
Тут в окне показалась уборщица. Она сняла девочку со шведской стенки. Надела той на голову шапочку, и треугольный кончик с помпоном убежал вглубь зала. Уборщица подняла с пола толстый черный мат и поставила его к стене - вот почему девочка так радостно падала. Мне стало не по себе, от мыслей про девочку, не чувствующую боли. Интересно, почему она все-таки не осталась дома?
Будильник на все сто отрабатывал свое название. Звон крохотных металлических шариков, ударяющихся о дно железного ведра, над которым установлен усилитель звука будили бесповоротно, хотя телефон говорил, что эта мелодия называется «Sunny morning» - и все ради того, чтобы не приносить в жертву кортизолового утра любимую песню. Так я потерял несколько песен Эминема. Стоит им теперь заиграть и мне кажется, что пора! Куда и зачем? Не знаю, но рефлекс выработан.
Проснулся я в кровати - не помню, как там оказался. Катя уже встала. Где-то журчала вода. Я решил, что это она умывается, но в ванной ее не оказалось, а звук воды оказался шкварчанием масла в сковородке.
- Доброе утро, ты чего?
- Готовлю, - сказала она глядя в телефон, лежащий на столе. На сковороде трещали и плевались маслом четыре...
- А что это такое?
- Сырники, - ответила она.
На сковороде трещали и плевались маслом четыре сырника.
- Не похоже? Я вот только никогда не могла понять, почему они так называются, если в них нет никакого сыра?
- Может он и был в них когда-то, - садясь на стул, сказал я, - но за давностью времен рецепт настоящих сырников потерялся во время какого-нибудь монастырского пожара. Может его хранит тайный орден золотого, хрустящего сырника...
Катя стала переворачивать первенцев.
- У нас будет орден черного и жесткого сырника.
- Помощь нужна? - спросил я, понимая, что есть-то придется мне.
- Я сама! Что я не пожарю эти долбанные сырники?! - Катя отпрыгнула в сторону, капля воды с ее предплечья упала в масло и выстрелила обратно в Катю. Катя дернула рукой и остатки сырника с ложки прилетели точно в меня.
Я собрал пальцем это недоразумение и попробовал:
- Чуть-чуть бы еще подсолить. Пресно как-то. Может все-таки я? Ты уже сделала большую часть, жарку можно делегировать.
- Сказал, как какой-нибудь бизнес-тренер.
- Я думал они больше по визуализируй цель и все само придет!!! - я выставил руку на манер экстрасенса, а пальцами другой руки уперся в лоб, обозначая титаническую умственную работу, расходующую энергию всех известных и неизвестных чакр.
Когда пригорела вторая сторона, Катя сдалась.
- Дрежи, - протянула она мне деревянную лопатку, точно оружие для битвы с драконом, которому она уже проиграла четыре сырника.
Я с удовольствием занял место у плиты. В общежитии я понял, что готовка - дело весьма пластичное. Она может быть рутиной, а может быть и хобби. Я в равной степени испытал и то и другое. Тогда, на Катиной кухне мне было приятно следить за несговорчивыми сырниками. Огонь я убавил на одно деление, а сырники растолкал чуть к периферии сковороды, освободив место еще для нескольких в центре.