- Чего так долго? - спросила Катя, когда я вернулся.
- Ну, ты знаешь, бабушка пока наговорится. Пришлось выслушать все ее жалобы. Про колени рассказала, про пальцы, про давление.
- Пошли, познакомлю.
Дом, в котором мы оказались, отличался от остальных. Тут если и подразумевался участок под огород, то эту затею быстро отмели. Никакого огорода - ровный зеленый газон, как на британском футбольном поле. Был и отдельный заезд в гараж, но хозяин мерседеса, похоже, не боялся за машину: оставил у ворот.
Катя повела меня вокруг дома, но не по газону, а по тропинке, выложенной камнем. Вдоль нее, на уровне земли, горели фонарики, хотя на западе еще виднелась уходящая огненная корона. Мы обошли дом. Позади дома находилась баня, окруженная все тем же британским газоном. Я решил, что Бэкхем или Руни, выходящие из бани с полотенцами вокруг пояса, выглядели бы органично. Куда органичнее, чем этот дом выглядел рядом с остальными. В нескольких шагах от бани находилась беседка. Под крышей беседки горела каменная печь, из полукруглого недра вырывались языки пламени. Их дразнил лопаткой с железной ручкой молодой парень. От печи двумя дугами отходили диваны. На одном из них, спиной к нам, сидела девушка и постукивала пальцами по спинке.
- Нашла! - крикнула Катя.
Девушка повернула голову. Парень отложил лопатку и пошел в нашу сторону.
- Стас, - сказал он и улыбнулся, той самой улыбкой, когда между верхним и нижним рядами зубов проходят два пальца. Он казался синтетическим, ненастоящим. Короткие светлые волосы подстригли так ровно, будто от этого зависела не только жизнь парня, но и жизнь самого барбера, - уверен, что такой не ходит в парикмахерские «Алёна», «Наоми» или «Стиль».
- Саня, - сказал я и пожал руку в ответ.
Улыбка Стаса стала еще шире, а потому глупее. Даже мои лучшие друзья так не радуются от встречи со мной.
- Катя сказала, ты помогал бабушке с сумкой? Это не та ли бабушка, которая живет в конце улицы, справа?
- Та самая.
- Будет веселая ночка, - сказала подошедшая Женя. Она представилась. И если ее жених смотрел мне точно в глаза, хотя и каким-то безмозглым взглядом, она смотрела куда угодно, но только не в глаза. Пока она меня разглядывала, я ощутил себя брикетом какой-нибудь халвы, чья упаковка помялась ровно в месте штрих-кода, и теперь продавщица все не может никак пробить цену. Наконец упаковка дала лазеру пробежать по черным палочками и пустотам между ними. Цена показалась на экране. Пачка халвы больше не интересна. Женя поняла все, что ей нужно. - Идемте.
Мы с Катей сели на одну сторону, Женя разлеглась на другой, пародируя Клеопатру. Стас же достал откуда-то из под стола железный тазик и вывали из него на стол липучий шар из теста.
- У нас будут пироги? - спросила Катя.
- Нет, мы со Стасом отдыхали в Неаполе. Мы только и делали, что питались маргаритой целыми сутками. Вот ее он и приготовит, да, милый?
- Да, дорогая.
- О, а мы недавно научились делать пирог с картошкой, - сказала Катя, - а еще мы вина взяли, - добавила она и поставила бутылки на стол.
- Да? Это очень хорошо. - Женя взяла одну бутылку, прочитала что-то на этикетке, морщась при этом так, словно носит очки, а может от отвращения перед производителем. - Это хорошо... - уже не так уверенно произнесла она.
Стас каким-то механическим, тысячекратно повторенным движением начал разминать кусок теста, который прежде придавил кулаком. Он быстро перебирал края пальцами, а тесто покорялось мускулистым руками и гравитации. И неизвестно чему больше.
- Жень, а почему ты сказала, что будет веселая ночь? Из-за той бабушки? - спросил я.
- Да, ты не заметил, что она дурная?
- Дорогая... - с нежным укором сказал Стас, размазывающий томатный соус по кругу из теста.