- Хера себе цены в этой кафе, - спародировал он узбекский акцент.
- Две тысячи - это двести рублей, - объяснил я местный порядок. - Тут всегда говорят цену на вырост.
- Травку надо? - спросила кассирша.
Стас смутился. В кафе подавали исключительно блюда азиатской, а именно среднеазиатской кухни. Все работники были выходцами из Узбекистана. Предложение про травку Стас расценил слишком серьезно.
- Нет, я не увлекаюсь таким.
Я указал ему взглядом на контейнеры с мелко нарезанным луком и укропом.
- А, такую. Тогда давайте.
Стас протянул мне сверток через стол заляпанный пятнами кетчупа с самым заговорщическим видом. На деле же гора, которую я представлял, весила чуть больше двухсот грамм.
- А где остальное?
- Там все. Можешь посчитать.
- Нет, нет. Я верю, просто ожидал...
- Чемодана и мою руку, пристегнутую к нему наручником? Миллион - это не так много. Мой батя может миллион просадить на посиделке с друзьями, когда расщедрится. Это я не выпендриваюсь, просто говорю, что теперь другие времена и миллион - это хорошо, но это уже не билет в беззаботную жизнь. Хотя, если тот, кому ты дашь имеет на плечах голову, он не станет тратить эти деньги целиком, а хотя бы часть отложит. А лучше не отложить, а вложить.
- И тут ты достаешь буклеты инвестиционных контор, угадал?
- Нет, Сань. У них порог входа пятьдесят тысяч долларов. С миллионом рублей там делать нечего.
- Слушай, я тут с тобой поговорил и уже не так весело стало держать этот сверток. Может по пиву?
- Я за рулем.
- Точно. Но я помню, что должен тебе.
- Кедровку Иваныча. Две бутылки. Вот, кстати, чем не инвестиция? Вложится в ИП «Кедровка Иваныча»? Есть уже «Квас Андреича», «Пиво Михалыча», будет «Кедровка Иваныча».
- Чтобы завершить триптих?
- Точно. И воцарится гармония в городе.
- Хорошо, я предложу.
Конверт я убрал в рюкзак. Выйдя на улицу, я посмотрел по сторонам.
- Параноишь?
- Есть немного. Я не предусмотрел, что мне с такой суммой надо вернуться домой.
- Слушай, я прямо сейчас не смогу подбросить обратно, мне надо на склад заехать, мужикам договор новый передать. Но если скатаешься со мной, то на обратном я тебя закину.
- Блин, извини, что так вышло.
- Да, ерунда. По пути же.
Склад находился в одном из старых районов города. Мы проехали по уже знакомой мне улице с двухэтажными желтыми домиками.
- Слушай, мне кажется, что я уже сейчас могу деньги отдать. Твой склад далеко отсюда?
- В конце улицы, вон виднеется синяя крыша. Это он.
- Высади меня, а я туда подойду.
- Точно? Не боишься, что тебя грабанет вон тот дед возле угла дома. Глянь на его окуляры, он тебя насквозь же видит. Блин, он что ссыт на угол дома?
- Это самый верный ориентир. Притормози там, я выпрыгну.
- Да я остановлюсь, можешь не выпрыгивать.
Я в третий раз оказался на улице Спортивная 48/б. Все те же бабушки, замершие буквой «Г» над своими клумбами. В анфас они походили больше на букву «Л», из-за широко расставленных ног. Я шел мимо них, и слышал как со скрипом и стонами ноги принимают параллельное положение, чтобы бабули могли выпрямиться и им было удобней следить за чужаком. У подъезда меня встретил молчаливый страж, тупо требующий от меня верного нажатия кнопок, но код пропал вместе с текстом второго сообщения Нины Васильевны. Сделав пару шагов назад, я посмотрел на балконы. Все тот же белый кот, в птичьей клетке сидел крохотный зеленый попугайчик. Чуть правее балкон Нины Васильевны. Стекла кто-то вымыл. Окна квартиры уже не закрывала штора. Кто-то там был, обустраивался. Из окна первого этажа на меня смотрела бабушка с пышными седыми волосами, которые торчали в стороны и даже вверх, будто у нее над головой располагался источник тока.
- Извините, - обратился я к ней. - А какой у вас тут код? Я к Софье пришел. Она здесь? Могу я подняться и узнать?
Бабушка даже не моргнула.
Я отошел подальше. Возникла глупая мысль - прокричать, как это бывало в детстве: «Софья выдйет?», «А Софья дома?» Когда я уже подставил руки усилителем перед ртом, справа послышался детский голос.