Глава 22
Я лежал на столе в перевязочной. Боль в голени и без того не проходила, а в последний день усилилась настолько, что стало трудно наступать. Но сейчас нога не болела. Чудеса анестезии, мне казалось, что ноги ниже колена и выше стопы у меня вообще нет, и только по каким-то колебаниям, передающимся на тазобедренный сустав, я понимал, что там что-то происходит. Позади меня пыхтел Гоша, а рядом с ним стоял ординатор второго года и по-наставнически, ласково говорил:
- Гошан, ёп твою мать, ты ему нерв пересечешь сейчас! - это он так шутил. - Видно же очаг, куда ты ломишься? Надави тут, вот тут, блять! Да. Давай подержу. Шире, шире бери! Доставай пинцетом...
Что-то со звоном упало в лоток.
- Вот так. Теперь иссекай всю эту дрянь и выходи. Дренаж поставь, резиночки одной хватит. Все, я пойду пожру, а ты занимайся рукоделием.
Наставник вышел.
- Сань, в тебя стреляли?
- Было дело. Случайно вышло.
- Хера се! Как так?
- Ну вот...
- Чего сразу не пошел к хирургу?
- Ты же знаешь, врач сам себя плохо лечит. Гиподиагностика, будь она неладна. Да и я сразу после травмы покопошился в ране...
- Чем?
- Щипчиками для бровей, - утолил я профессиональный интерес Гоши и продолжил: - Вытащил осколок, думал, что он там один.
- А он не один... - Гоша пыхтел, завязывая второй узел.
- А он не один, да. Ну вот, когда прижало, тогда и пошел.
- Хорошо, до флегмоны не дотерпел.
- Да, это я молодец.
- Готово! - сказал Гоша. - Я тебе резинку поставил, ты посмотри за ней день, вроде там ничего не осталось, но может еще чутка подтечь. Завтра еще придешь, я гляну шов и все. Ну, если что, я всегда рад покалечить товарища, - сказал Гоша и со смачным щелчком стянул перчатки. - Будешь забирать на память? - он протянул лоток с искареженным куском металла, размером с гречневое зерно.
- Вам для науки не надо?
- Хули тут науку разводить из-за дробинки.
За первую неделю ординатуры Гоша пропитался атмосферой хирургического стационара сильнее, чем я ожидал.
- Доктор, когда я смогу бегать?
- Ты свои кривые ноги видел, Сань? Никогда!
Перекинувшись парой шуток про части тела друг друга, мы распрощались, но забились как-нибудь встретиться и выпить пива.
- Ты куда сейчас? - спросил Гоша напоследок, прежде чем скрыться за тяжелыми дверьми ординаторской. - В орду?
- Нет, я отпросился на сегодня.
- На работу?
- Там меня тоже сменят. На кладбище поеду.
- Да ладно, Сань, не все так плохо с ногой. Или ты что-то от меня скрыл?
- У деда день рождения.
- И вы его на кладбище будете справлять? А, бляха, понял. Извини...
- Ничего, бывает.
Волнение отдавало в ногу, в здоровую. Пока я ехал в автобусе нога выстукивала кроссовком какой-то нервный галоп. Волнение не от встречи с дедом - от встречи с Пашей. Оглядываясь назад, на последние полгода, понимая, что случилось, как переплелись события и к чему они привели, я пытался найти этому хоть какое-то логичное объяснение. Пусть Паша объяснит. Каким это образом все так сплелось вокруг этих трех заданий... трех просьб, которые я, кажется, не мог не выполнить. Судьба? Ерунда! Но тогда что? Что это все было? Нина Васильевна действительно оставила некоторые сообщения, которые Паша перевел в цифровой вариант и вписал нужное - мое - имя? А может все это взаправду, все эти письма шли с того света? Когда оказываешься втянут в подобное, приходится искать объяснения в сверхъестественном. Случайность не может создать настолько сложный узор. Или может? На то она и случайность, чтобы с одним из миллиона (миллиарда, шести миллиардов) случилось подобное. А как же тот факт, что письма въедались щелочью в память и пропадали, как только я выполнял то, о чем просили? Какая-то когнитивная ловушка, психологическая программа, нет - программирование. И опять я прихожу к тому, что события жизни, как нарочно оборачивались нужной Нине Васильевне стороной.
Голова плавилась от размышлений. Я приоткрыл форточку, но группировка за семьдесят устроила бунт и я пересел на одинарное сидение в конце салона, за что сразу прослыл дикарем. Ну и пусть, зато под форточкой. А они пусть там плавятся под своими платочками.
Как всегда сменился сторож. Теперь это был невысокий мужчина азиатской наружности с густыми усами, он смотрел на меня через полузакрытые глаза, словно в режиме экономии энергии.
- Что-что? - переспросил он.
- Паша, он тут?
- А где ему быть?
Действительно, подумал я. К чему я вечно о нем спрашиваю, ни разу еще не было, чтобы он был не тут, когда я приезжал. Я прошел в дальнюю часть кладбища, калитка была открыта. Прежде чем идти к деду, я пошел к могиле Нины Васильевны. Даже не сразу ее узнал. Участок кто-то прибрал. Сорняк пропал, заборчик покрасили, в основании камня лежал вялый, потемневший букет. Он был пышным, когда его купили. Даже дорогим. Уже другими глазами я видел памятник и человека на нем и то место на портрете. Узкое высокое окно, поверх которого по дуге шли кресты. Мысленно вернулся в ту ночь, когда стоял против света единственной фары с лопатой в руке. Тогда я не вспомнил, где я видел такое окно, но вспомнил теперь. Еще одно совпадение, доказывающее, что никакое это не совпадение.