Староста перевернула телефон микрофоном вверх, чтобы было лучше слышно пациента.
- Вы меня записываете? - спросил он.
Тут даже мне стало не по себе, а староста, должно быть, чуть в обморок не упала. Люди привыкли видеть других с телефонами в руках, в автобусах больше половины пассажиров не отрывают лиц от синих экранов - вот и в больницах никто не обращал на серенький sony в руках старосты внимания, но Колосов почему-то обратил.
- Записываете? - повторил он и тем самым вывел нас из ступора.
- Нет, - ответил я за старосту. - Нам нужно знать точно, сколько времени уйдет на опрос, вот она и засекла.
- Нужели? - спросил он, не сводя глаз со старосты, которая смотрела то ли себе под ноги, то ли на резиновые тапки Колосова.
Я заметил, что радужки у него желтые, с каким-то зеленым отливом и бурыми точками по краям.
- Я могу убрать, - сказала покрасневшая староста.
- Убери, - сказал Колосов. - Я засеку, не переживай, - он действительно поставил будильник на 10:20. - Пятнадцать минут пошли, начинайте опрос, - сказал он, глядя на меня.
Он положил телефон на живот, здоровую руку закинул за голову и закрыл глаза.
После выяснения паспортной части, я спросил его о травме руки.
- Перелом.
- Как это случилось?
- Удар.
- Обо что?
- Ты действительно думаешь, что это важно? - спросил Колосов, давя на ты. Обычно пациенты соглашались подыграть студентам и отвечали им так, как бы они отвечали настоящим врачам, отсюда и обращение на вы и по имени отчеству, но Колосов играть не хотел.
- Важно, - сказал я.
- Об стену.
- Извините, зачем вы били стену?
- Я бил того, кто стоял у стены, а он увернулся. Запиши так в эту свою историю.
- Это была уличная драка или?..
- Или.
- Понятно.
- Что было с рукой, после удара? Деформация, отек, может быть укорочение конечности - было что-то такое?
- Укорочение? - впервые в глазах Колосова возник интерес. - Это как будто обрубили что ли?
- Это когда из-за смещения костных отломков одна конечность становится короче другой.
- А, - интерес Колосова тут же пропал.
- Есть ли у вас аллергия? - спросила староста.
Следующие пять минут она выясняла аллергоанамнез, семейный анамнез на предмет отягощенной наследственности. Когда она спросила его о детских инфекциях, Колосов засмеялся. На остальные вопросы он отвечал односложно, а то и вовсе мычанием.
- А что насчет вашей работы? - спросил я.
- Что с моей работой?
- Есть ли у вас вредные факторы? Есть ли на вашей работе что-то, что может привести к повторному перелому?
- Вредные факторы... Есть такие. Полным полно вредных факторов.
- Где вы работаете? - спохватилась староста.
- Частное охранное предприятие «Дракон».
- Что вы охраняете? - спросил я.
- Много чего.
- Я имел в виду конкретно вас.
- Много чего, - повторил он.
Тут телефон Колосова завибрировал. Он провел по экрану пальцем так быстро, точно пытался этим движением избавиться не столько от вибрации, сколько от нас.
- Пятнадцать минут, - констатировал он и начал стал большим пальцем по экрану снизу вверх.
- Нам нужно еще кое-что узнать, были ли у вас прежде травмы в подобном месте?
- Этого вы уже не узнаете. Пятнадцать минут, - повторил он, глядя в телефон.
Мы попрощались так вежливо, как могли, хоть пациент и оставил самые неприятные впечатления, но и его можно понять: кому захочется общаться с желторотиками из мира медицины, которые спрашивают тебя о том, отчего умерла твоя мать, когда сам ты лежишь в больнице с сочетанным переломом лучевой и локтевой костей, ожидая выписки.
В дверях мы столкнулись с девушкой. Поверх одежды она накинула синий одноразовый халат, который благодаря смекалке сестры-хозяйки стал многоразовым. Голову ее покрывал пестрый платок, а глаза скрывали крупные очки, словно на переносицу ей села чернокрылая бабочка. Я подумал, что она, должно быть, приехала на кабриолете, либо, что скорее всего, на кабриолете ее привез какой-нибудь красавец брюнет. Он напомнила мне Одри Хепберн. Девушка отошла в сторону, чтобы нас пропустить, опустила голову и чуть отвернулась.
На лестнице староста поняла, что забыла ручку на прикроватной тумбе Колосова. Она даже готова была оставить ее там, лишь бы не видеть желто-зеленых глаз. Я согласился вызвалить ручку из лап чоповца и пошел обратно.
У второй палаты от сестринского поста, над которой перегорела лампа стояли четверо пациентов.
- Уборка? - спросил я их.
Они сказали, что никакой уборки нет, но лучше не заходить в палату. Когда я сказал, что я почти врач, они лишь пожали плечами, а мужчина с прооперированной тем утром ключицей, сказал, чтобы я не обижался, если что случится.