Выбрать главу

Еще раз извините, что так ответила. А по поводу вашей собаки я попробую разузнать, но может понадобиться некоторое время. Я уже не работаю в том фонде, но знакомые еще остались. На самом деле, я рада, что еще есть люди, которые не гонятся за щенками, а могут взять старую собаку.

Разве я сказал ей, что хочу взять собаку? Я лишь спросил о том, где Степан сейчас. Не надо торопить события, Катя.

Ответил: «Спасибо».

Что это, кстати, за имя для питомца? Степан. Я шутил над Гошей, когда мы еще жили в общаге, что назову в честь него собаку, но то лишь шутки. Неужели Нина Васильевна дала кличку собаке, чтобы кого-то позлить? Чтобы какой-нибудь Степан Тимофеевич оборачивался, когда Нина Васильевна звала мопса  домой с прогулки. Но ведь человеческие имена в качестве кличек для животных - не редкость. Иногда кличками собак становятся имена иностранные, подходящие для аристократов. Греберт, Альберт, Ричард. Так и хочется добавить Великий или Первый. Ричард Прекрасный Второй - спаниель с обвисшей мордой, также известный как Сэр Слюнтяй.

Телефон лежал у меня на животе, когда снова завибрировал.

Я узнала, где Степан. Но вам его так просто не отдадут...

Я ведь еще не сказал, что возьму его!

... он в одном питомнике, давайте встретимся и я вас проведу?

Я спросил, не элитный ли это клуб для престарелых собак.

Нет, но место очень специфическое. Лучше если я буду с вами.

Может ну его нафиг, подумал я. Я ведь и так уже сделал одолжение Нине Васильевне... или Паше. В общем, сделал, что просили.  

Вы, должно быть, очень любите собак, раз решили взять такого старичка, да? Пусть это собака вашей знакомой, многие и на такое не способны. Они не понимают, как важно, чтобы живое существо ощутило теплоту рук напоследок. Мы с тобой понимаем, да?

Я перепроверил, что я последнее отправил Кате. Спросил не элитный ли это клуб. Зачем же она это написала, да еще и перешла на ты. Увидела во мне братскую душу? Только бы в волонтеры не записала.

Однажды Лена сказала мне о своем страхе: она боялась, что я мог в один день сорваться куда-нибудь в Африку на несколько месяцев, с какой-нибудь благотворительной миссией: ставить прививки местному населению или проводит просветительскую работу среди аборигенов. Я же ни о какой Африке не говорил. Черный континент интересовал меня не больше, чем история Пакистана. Просто как-то я читал про работу врача в условиях заполярья и сказал, что это звучит интересно. Да и зиму я люблю в разы больше, чем лето, поэтому, выбирая между бесконечным летом и бесконечной зимой, я бы выбрал второе. Лена, кстати, наоборот. Она обожала жару. Для нее лето - это загар, голые плечи, пляж и река, а для меня: вечно липнущая к спине рубашка, постоянно жирное лицо, кровососущий гнус и многотонный огненный шар над головой, желающий выжечь мою сетчатку.

Я ответил Кате, что еще не уверен, смогу ли взять Степана и должен его сначала увидеть.

Завтра в 17.00, на Партизанской 25, удобно?

Лена же собиралась домой? Автобусы до ее городка ходили каждый час или около того, надо бы прежде узнать, во сколько она уедет.

Я написал, что отвечу ей завтра до обеда.

Хорошо, спокойной ночи.

Я такого писать не стал. Может за этим спокойной ночи ничего и не скрывалось, но я решил, что напиши я так и тут же на меня завели бы уголовное дело за флирт за спиной у спящей девушки. Лена бы вынесла приговор в духе: «Химическая кастрация с последующей классической кастрацией с помощью тупого хирургического инструментария. Чтобы наверняка!», а ее мама добавила бы, глядя на меня с тяжелой, проникающей в глубь души, улыбкой: «Чтоб наверняка...».     

До свидания, - ответил я Кате.

Лена начала собираться рано утром. Сразу после пробежки. Она возобновляла их каждый раз, как ощущала необходимость перемен. Наступление сезона перемен лето-2018 я увидел заранее. Она постриглась чуть короче, чем обычно. И цвет волос она выбрала кардинально отличающийся от предыдущего. Она говорила мне, что это за оттенки коричневого между которыми она выбирала, но я их определил как коричневый и темно-коричневый. Вроде бы там было что-то про кофе с молоком, но это не точно.

- Точно не поедешь со мной?

- Точно.

- Почему?

- Честно, я не хочу. Я лучше тут останусь. Может еще какая подработка найдется.

- Такое глупое оправдание.

- Согласен, но другого у меня нет.

- Ну, ты хоть проводишь меня?

- Конечно.

В двенадцать мы были на автовокзале. Каждую минуту к нему подъезжали пазики, за лобовыми стелками которых скрывались таблички с названиями деревень, которые я часто слышал за последний год. Этими названиями нас пугали. Говорили: «Не поступишь в ординатуру - отправят в деревню участковым работать». Говорили в деканате, на лекциях, даже общага сдалась под натиском слухов и приняла участие в пропаганде. Однажды нас собрали в конференцзале для встречи с главврачами тех самых районных больниц. Они привезли с собой, помимо вранья, презентации. Нас кормили досугом медработников: кружками по интересам, спортивным секциям, праздником топора и праздником Нептуна, которые уже двести лет отмечали в этих деревнях. Фотографии больниц показали только снаружи. Показали фото парочки новых аппаратов, в основном для записи ЭКГ. Когда кто-то попытался уйти с добровольно-принудительной конференции (может быть человек и не собирался уходить совсем, а просто хотел сбросить лапшу с ушей в урну, чтобы освободить место для еще одной презентации), выяснилось, что нас заперли в этом самом зале. После того, как конференция закончилась, нам сказали, что в коридоре нас будут ждать представители других больниц, с самыми заманчивыми предложениями. Похоже, я как-то слишком брезгливо посмотрел на эти брошюры, ведь человек по другую сторону стола сказал: