- Как думаешь, Лен, корейские автобусы в самой Корее пугают тем, что, если они будут часто ломаться, их отправят в Россию на междугородние маршруты? Я имею в виду, они бы этого боялись или жаждали себя испытать? Менталитет же другой.
- Ты это об автобусах?
- Ну да. Посмотри на наш пазик. Ему же лет тридцать уже, если не больше, а он все носится по этим ямам. Ну и что, что дверь сама открывается от тряски, и поручни давно посрывались, его это только красит, я считаю. Может их такими уже выпускают с завода - потрепанными. Или их натаскивают в каких-нибудь сибирских лагерях для маршруток, где сам маршрутчик должен сначала его объездить, как какого-нибудь мустанга.
- Даже не знаю, что сказать.
- Можешь сказать пока. Очередь заканчивается.
- Пока.
Прощальный поцелуй был сухим и безвкусным. Хоть целовались мы не раскрывая губ, во рту стало противно. Но это, наверное, от двух стаканов вокзального кофе. Может тем холодным кофе оказался руссиано.
В корейском автобусе окна покрывала тонировка. На всякий случай я помахал глядя в окно ровно посередине. Женщина проверяющая билеты махнула водителю, и автобус тронулся, посигналив на прощание. Я дождался, когда автобус скроется за поворотом. Подождал еще пару секунд, пока звук корейского мотора не исчез совсем и только тогда пошел обратно. На выходе таксисты встретили меня радостным: «Ке-е-емерово!», «Новоси-и-иб!», «Барнау-у-ул!». Человек в галошах стоял возле одно из них и что-то старательно объяснял, водя указательным пальцем по сухой ладони. Возле другого таксиста стояли две женщины: мама с дочкой, дочке чуть за пятьдесят.
- Настоящий грабеж! - кричала мать.
- Да я за столько могу столик в ресторане снять! - подкинула дочь.
Я хотел достать телефон, но различил вдалеке большой белый зад корейца, который поворачивал в сторону выезда из города. Дождался, когда он совсем исчезнет и тогда достал телефон. Автобус уехал с вокзала ровно в час. В час и две минуты, я написал Кате, что могу с ней встретиться в пять часов.
Когда я переходил дорогу к остановке, мимо проехало такси с двумя дамами, что до этого кричали о грабеже. Судя по недовольным лицам, поехали они не в ресторан.
Глава 10
Улица Партизанская состояла сплошь из закрытых территорий. За рифлеными железными заборами скрывались страшные аббревиатуры из пяти-шести букв, которые дымили, гремели, стучали, принимали и отправляли, загружали и выгружали. Судя по приложению Партизанская состояла из одной только дороги посреди пустоты. Откуда-то на западном конце города взялась великая пустошь - промышленная пустыня, через которую пролегла искомая улица. Когда я приехал по указанному адресу, передо мной была не пустыня, но коридор. Дорогу ограничивали либо заборы, либо административные здания близнецы с похожими названиями: «ООО ГосОптПром», «ООО СтройТехОргПром» и прочие «СибМашКаш» и «КрымВашНаш». Только одно предприятие выделялось креативом. На одном из заборов висел плакат с надписью «ФЕЯ». Понадеялся, что это не аббревиатура. Вдруг заборы и здания по правую сторону улицы Партизанская пропустили крохотную тропку к главной дороге. Будто бы даже не настоящую, а звериную. Туда и вел указатель приложения, только на экране телефона маркер завис над серым ничем, а в жизни там находился очередной частный сектор.
Старинные деревянные дома всплывают в городе в самых неожиданных местах. Даже позади ЦУМа можно найти один-два деревянных домика: один давно покинут, с разбитыми окнами и заколоченными дверьми, второй - еще обитаем, судя по пластиковым окнам и детским игрушкам на подоконниках.
На Партизанской частный сектор выглядел чуть иначе. Домики, точно сказочные, чистые, укрытые красивой резьбой, будто кружевными платочками. Очень приличные дома. Наверное, «ПромСтройГазТех’и» добывали так много денег, что часть их переваливалась через высоченные заборы и, как живительная влага для растения в зной, попадала на деревянные дома. А те уже цвели и пахли. Но пахли не дома, а цветы высаженные вдоль них. Откуда среди многотонных, железобетонных, извергающих дым трубами-сигаретами громил взялось такое чудо, думал я.
Тем временем маркер, обозначающий меня, и маркер, обозначающий пункт назначения, наслоились друг на друга.
Мимо проехала серая девятка. Из окна на меня смотрел тип. Моя бабушка сказала бы, что он вор и что-то высматривает. Он был скорее похож на наркомана, что тоже недалеко. Девятка проехала по тропинке и свернула на большую дорогу. Я перешел на другую сторону и осмотрел дома. На одном - единственном с каменным основанием - висела табличка. Животное, свернутое клубком, в докторском колпаке.