Бомж помял булку пальцами.
- Он еще выбирает... - продавщица закатила глаза и ушла в подсобку.
Хоть бомж и принял булку, но смотрел он на нее как-то нерадостно. Он поплелся к выходу, я шел следом. Я видел, как он мял ее пальцами, точно все еще не был уверен в выборе.
Степан сидел там, где я его оставил, а напротив него стояла одна из местных собак - слепая на оба глаза. Услышав шаги, мопс обернулся и поглядел на меня, вопрошая: «ты ее тоже видишь?»
- Пошли, Щебень, - скомандовал бомж и собака тихо тронулась в сторону голоса. Думаю, он мог ничего не говорить: его запах вполне мог служить для слепой собаки поводком.
- А почему Щебень? - спросил я, решив, что вправе задать этот вопрос после того, как потратился на лишнюю булку хлеба.
- Это сокращение. Так-то он Себастьян.
- Еще круче. Зачем так сложно?
- Он же из дома себастьяна нарисовал, как говориться, - вот и зовется теперь Себастьяном.
- Нарисовал себастьяна? - переспросил я.
- Да. Ушел, убежал, как тебе еще объяснить...
- Уже понял.
- Ладно, сенсей, будь.
- И вы будьте.
Бомж отошел шагов на пятьдесят и встретил человека с мусорным пакетом, он его о чем-то попросил. Человек дал бомжу закурить. Дальше он шел степенно пощипывая кусочки белого хлеба черными пальцами. Они скрылись за углом, но запах бомжа еще мерещился под носом.
- Ну, пойдем домой, Степа?
На обратном пути он резко заупрямился. Устроил молчаливый лежачий бунт. Разлегся в траве возле хризантем той самой бабули. Под пристальным взглядом из окна первого этажа, я аккуратно извлек Степана из клумбы и понес домой. Пока я не опустил его на пол в подъезде, он кряхтел, сопел, фыркал, но не вырывался. Только лапы его коснулись холодного пола, он лег. Язык растекся по полу, как моллюск, покинувший раковину. Пока я открывал дверь, он захрапел. Даже от переноса внутрь квартиры он не проснулся. Приготовил завтрак, решил съесть на кухне, чтобы не будить Степана. Когда вернулся в комнату, он лежал поверх моей сумки, закрыв лицо лапой от навязчивого, восходящего солнца. Между сумкой и газетой меня ждал сюрприз, не сказал бы, что приятный, но Степан старался.
Взяв пример с нового друга, я проспал до полудня. Очнувшись обнаружил Степу между стеной и шкафом. Он смотрел в стену и неровно дышал.
- Что там?
Раньше я удивлялся, как могут хозяева собак так сильно умиляться своим питомцам, занимать все соцсети фотографиями любимцев, а сам не заметил, как целый час только и делал, что говорил со Степаном и улыбался от каждого его движения. При том, я не испытывал ощущения, что это мой пес или мой друг, скорее это мой сосед, как некогда Гоша. Существо временное живущее со мной, не очень образованное, хоть и очень забавное. Иногда он садился, вытянув вперед задние лапы, в такие моменты он походил на восточного мудреца, который готовился сказать что-нибудь значимое, важное настолько, что начинал моргать медленнее от удовольствия, смакуя готовящуюся вырваться мысль, но, как и любой восточный мудрец, он оказывался хитрецом и, ничего на сказав, погружался в сидячий сон.
Вечером Степа опять попросился на улицу. Он смотрел то на газету-туалет, то на меня. Когда я спросил его: «Хочешь гулять?», он ушел в коридор и уселся на коврик для обуви.
- Значит, да.
Пока мы обошли дом вокруг, нам пришлось сделать десяток остановок. Пять из-за старости Степана, еще пять раз останавливались, чтобы пропустить четвероногих соседей по дому. Злобными оказались только мелкие собаченки, похожие на недоразвитых и безрогих детенышей оленей. Большие собаки проходили мимо без интереса или только чуть поворачивали морду нам вслед.
Внимательно изучив следы соседей, Степан сел среди одуванчиков и уставился на меня.
- Мы закончили? - спросил я его и почесал загривок. Когда я так делал у Степана сам собой выползал наружу язык, точно какой-то индикатор чувства безопасности, он прикрывал глаза, будто засыпал и тихо переминался с лапы на лапу, боясь упасть. - Ну идем?
Я чуть потянул поводок, но только собрал на шее Степы валы из шерсти.
- Хочешь чтобы я тебя нес?
Язык мопса уполз обратно в убежище.
- Хорошо.
По ощущениям весил он не больше восьми килограммов, так что донес я его без проблем. Пока я открывал дверь, Степан увлеченно нюхал чей-то плевок на стене, застывший в виде параболы, похожий на рисунок хвостатой кометы.
Пока готовил ужин, слышал, как Степан храпел в комнате, как всегда поверх моей сумки. От его вскарабкиваний она примялась с одной стороны так, что он легко забирался на нее, не тратя лишних усилий. Приготовив ужин, я понес ужин и Степе. Решил, что старый мопс может устать есть сухой корм, и положил перед ним нарезку омлета с колбасой. Пока я ел, он осторожно, свесив морду, обнюхивал неизвестную пищу, изредка поглядывая на меня, точно спрашивая: «В чем подвох?».