Они спускались по лестнице. На площадке между этажами Петр замедлил шаг и, словно во сне, прошел мимо разозленного мужчины, который тащил под мышкой маленького мальчика с заплаканными глазами. Отец устало поднимался по ступенькам. И он, и ребенок упрямо молчали. Слов все-таки не хватило: на щеке у мальчика краснел отпечаток отцовской ладони, и Петр на секунду будто увидел маленький черенок, привитый в детском боку.
Догнав Ленку, Петр распахнул дверь. Они вышли на вечернюю улицу незнакомого города и, как и полагается туристам, направились туда, где, по их мнению, находился центр.
КАРТА АННЫ
Кости
Ребенок, который не пьет молока, лижет стены. Первое воспоминание: ты лежишь в кроватке и лижешь стену, из-за того что твоим костям недостает кальция. Твое тело думает за тебя. Ты почти животное. Ты счастлива и не осознаешь этого.
Губы
Губы ты унаследовала от матери. Они словно ее автограф на твоем теле. Подпись на готовом произведении. Ты долго не могла ни с кем целоваться. Тебе казалось, что мужчины одновременно целуют твою мать. Целуют бесконечную вереницу женщин, которая тянется за тобой и уходит куда-то во тьму. Анна, ты появилась на свет как заложница. Ничего не подозревая, попала в самый разгар окопной войны, которую твоя мать вела со своей матерью. Битвы велись самым страшным оружием всех времен — детьми.
Твоя бабушка была удивительная женщина. В прошлом красавица, интеллигентная, образованная, холодная. Член профессорского хора в консерватории. Ее муж был инженером, и о нем нет смысла говорить отдельно, поскольку мужчины в твоей семье всегда служили случайным дополнением к основной женской линии, по которой, точно по громоотводу, энергия устремлялась сквозь поколения. Твоя бабушка завела себе ребенка и принялась над ним работать. Этим ребенком была твоя мать, Мария.
На самом деле Мария была не ребенком, а проектом. Жила ни в чем не нуждаясь, с детства отлаженная, как совершенный механизм. Ее жизнь с легким стрекотанием, какое издают шестеренки самых точных швейцарских часов, перетекала с одного уровня на другой. Мария с трех лет играла на фортепьяно, учила французский, английский и русский, потом закончила консерваторию и поступила на юридический. Примерно тогда эта взрослая, интеллигентная и убийственно красивая женщина, почувствовала в жизни недостаток чего-то. Точнее говоря, почувствовала недостаток самой жизни. Словно где-то в потайном ящике стола нашла свой чертеж. Словно приоткрыла по недоразумению капот собственной жизни и обнаружила там смазанные, в полную силу работающие цилиндры. Лошадиные силы, которые она послушно выдавливала из себя, когда ее мать нажимала на педаль газа.
Так Мария, красавица, вокруг которой падали в обморок до смерти влюбленные однокурсники, писавшие от отчаяния стихи и пытавшиеся вешаться на гимнастических снарядах, разожгла личную революцию. Она родила ребенка от первого попавшегося мужчины, который являл собой полную противоположность миру ее родителей, и разом уничтожила все, что воспитывалось в ней годами. Мария нашла бездарного неудачника — учителя физики, траченного меланхолией и алкоголем. Крепко ухватив обеими руками своего нелепого мужа, она направила его на мать и выстрелила в ее застывшее от ужаса лицо единственной пулей по имени Анна.
Левый уголок рта
Твое появление на свет стало катастрофой. Семью накрыло. У всех надолго заложило уши, и общение происходило исключительно на жестовом языке истерик. Говорили в основном руками и глазами. И то, и другое воздевали к небу, руки яростно рассекали воздух. Так, наверное, расстаются глухонемые любовники.
Опомнившись, твои бабушка и дедушка перешли в контратаку: ты еще и говорить толком не умела, а они уже учили тебя играть в шахматы, учили нотам и алфавиту. Твоя мать изо всех сил противилась этой интеллигентской дедовщине, пыталась отучить от шахмат, яростно придерживалась свободного воспитания и, пока ты росла, записывала тебя во всевозможные альтернативные детские сады и школы, где не ставили опенок, где никто не смел даже прикоснуться к детям, где учителя ходили на цыпочках и наблюдали, как мистическая сила детства наполняет маленькие существа, движет ими туда-сюда по зеленым лужайкам и развивает в них естественную мудрость.
Правда, некоторые дети (ты!) от этой мистерии начинали заикаться, до десяти лет писались в постель и вообще явно страдали от естественной мудрости. Твой отец, не желавший иметь с семейными баталиями ничего общего, держался в стороне, все глубже погружаясь в необъяснимую тоску, писал дрянные стишки, пил, но в конце концов решительно заявил (женщины в изумлении даже опустили на секунду оружие), что ходить в эзотерическую школу ты больше не будешь. Вечерами он сидел с тобой на кухне и под треск люминесцентной лампы часами терпеливо разбирал с тобой математику.