Внизу запрещалось курить, и ты смешивал адские смоляные коктейли: брал черную воду, настаивал в ней чистый табак, крошил в полученную кашицу окурки и ел ее под землей, поэтому с годами у тебя почернели зубы и еще много чего внутри. Этот негатив молочной каши ели все. Ты видел белки глаз, горящие в темноте, черных обезьян, склонившихся над баночками с никотиновой настойкой, приматов, затерявшихся на глубине двухсот метров, вскармливающих самих себя смолой. Почти невозможно поверить, что вы когда-то были детьми. Вы пыль — теперь ты это видел. Вы фосфор, железо, уголь и пара литров воды. Пока есть вода, она не дает пыли разлететься. Вы сходили с ума без воды, ваши тела бесились от страха, что останется только пыль.
Помнишь тот раз? Вы нашли кристалл величиной с дом. Вселенная бесконечно богата, там, под землей — другой мир, там растут металлы; ты это видел, бывали дни, когда ты мог сидеть и слушать, как вокруг со скрипом дозревают минералы. Вся Земля тебя ненавидела, ты знал, что тебе здесь не место, в этом изнаночном мире подозрителен не растущий камень, подозрителен ты. Ты пережил два завала, ты видел, как Земля пожрала товарищей, она забрала у тебя один глаз и сломала позвонок, который называют атлантом. На один миг ты подпер, своим позвоночником весь мир, с ужасом ощутил шевеление миллиардов людей на литосферной плите, которую удерживали твои кости. А очнулся ты уже в белой комнате: реанимация, искалеченное тело, трубки с кровью, вместо тебя рядом дышал аппарат, зеленая линия жизни, пенсия, тебе изготовили новый глаз, стеклянный, потом ты его то и дело мысленно вынимал и, словно в магическом шаре, вычитывал в нем судьбу.
Но все это было совсем давно, наступает еще один вечер, вечера кружатся над тобой, выбираются из леса, ходят вокруг тебя, как голодные звери. Кругом тишина. Тишина, нарушаемая лишь звуками воды во всех ее состояниях. За последние пару лет ты выкурил немыслимое количество табака. Но тебе все равно мало, воздух по-прежнему слишком чистый.
Ты спустился в город, со стеклом в голове, с болью в позвоночнике. Первые садовые домики. Собака разлаялась на твой удаляющийся силуэт. Когда ты скрылся из виду, она полаяла еще немного в твою сторону, потом на фонарь, потом на дерево, на забор, а затем на свой собственный лай, который отражался от погасших окон домов и который ее пугал. Собака умолкла и несколько минут ничего не могла понять. Переступила с лапы на лапу и, тихо заскулив, залезла обратно в будку. Дважды там повернулась, потом высунула в натриево-желтую полосу света, пересекающую бетонную дорожку, свой нос — две черные ноздри, усеянные большими клетками, словно печеночная ткань. Нос несколько раз дернулся вбок, глубоко вздохнул и застыл.
АРХИТЕКТОР
1 /
Внутри смеркалось быстрее, хотя одна стена дома была полностью стеклянной. За ней — большой сад, как проекция, как нечто фальшивое. Стеклянная стена тускло отражала помещение. Пространство. Пространство — это главное. Стекло еще подрагивало: гроза медленно удалялась. По небу бежали рваные облака, отовсюду капала вода.
Внутри открывается другой пейзаж и другая история. На стеклянном столике — опрокинутая ваза. Вода стекает на пол, петляет между поломанными экзотическими растениями, их выпученные реснитчатые цветы напоминают глаза и другие части человеческого тела. На полу беспорядок: галстук, брюки, запонки, красная блузка, две рубиновые сережки, похожие на капли крови. Портьера, сорванная прямо с карнизом. Перевернутый стол и стулья. Осколки бокалов. Голые ноги. Тело. Женщина. Рыжая. Голая рыжая женщина на ковре. Взгляд ее устремлен в пустоту. Она опускает глаза, на плече у нее проступает отпечаток мужской ладони. Еще — несколько шрамов, в остальном красивая.