Вечером они сидели на гостиничной террасе с видом на горы, и Петр показывал фотографии на дисплее своего фотоаппарата. На снимках была корова. Все вспоминали, как остановились сегодня на горном пастбище и фотографировали корову. «Красивое животное», — сказала тогда Ленка. Петр и Ондржей с ней согласились. Но Анна вдруг задумалась. Ей неожиданно пришла в голову странная, возможно, не вполне правдоподобная мысль, что Ленка никогда раньше коровы не видела. Естественно, она видела ее на картинках, по телевизору — точно. В рекламе сыра. Время от времени они с Петром корову ели, определенную ее часть, купленную в супермаркете, в вакуумной упаковке. Но живой коровы Ленка не встречала ни разу. Она смотрела на это «красивое животное» и, кажется, немного его побаивалась. Корова была больше, чем она себе представляла. Анну почему-то это открытие порадовало. Ленка, сама непосредственность, никогда не видела коровы.
Размышления Анны прервал официант. Петр, прекрасно говоривший по-немецки, заказал пива и, принимая рекомендацию официанта, здешний напиток — альпийский ром, который (официант указал рукой на лубочную сцену зимней спасательной операции, кричащими красками выведенную на стене) доставляют в бочонках на шее местные сенбернары.
— Замечательно, — с восхищением, смешанным напополам с иронией, произнес Петр, сообразив, что официант считает их туристами, падкими на всякую экзотику, кем (Петр тут же это признал) они, в общем-то, и были.
Анна от рома отказалась. Петр шутливо нахмурился, и Анна большим и указательным пальцем показала официанту, что выпьет совсем чуть-чуть. Официант с готовностью кивнул и с той минуты считал этих двоих парой. Анна и Петр даже сидели рядом на узкой лавочке. Когда они рассаживались, Ондржей безо всякой задней мысли устроился рядом с Ленкой.
Попарную перестановку, которую совершил взгляд официанта, заметил только Петр, что и стало залогом грядущей катастрофы. Анна и Петр, уличенные официантом в связи (что-то общее между ними действительно было), сидели и перекрестно устремляли мысли на своих партнеров.
Анна разговаривала с Ленкой: та, ни разу в жизни не видевшая корову, наконец превратилась для Анны в человека. Они говорили о чем-то неважном, скорее всего, опять о виде на долину, или о политике, или о свадьбе их общей знакомой. Впрочем, Анна следила не за ходом разговора, а больше за Ондржеем, который задумчиво теребил ракушку, висящую на шее. Из него снова выглядывал ребенок. Он смотрел перед собой глазами ребенка и о чем-то мечтал.
Петр обращался к Ондржею, думая при этом о Ленке, о том, что эти двое по методу исключения стали в глазах официанта парой. Петр почувствовал ревность к Ленке, увиденной глазами официанта. Ревность к ошибке, которую тот допустил, исходя из нахмуренных бровей Петра и сантиметра воздуха, зажатого Анной между пальцами, когда она отмеряла количество романтического напитка, разносимого сенбернарами по окрестным горам. Так в схему отношений включился и официант. Из-за него Петр теперь с горечью отмечал, что Ондржей с Ленкой по остаточному принципу и совершенно неповинно образуют красивую и гармоничную пару (что-то общее между ними всегда было), и вновь брался за решение своего уравнения, состоящего только из неизвестных. Внешне он пытался сохранять веселость, рассказывал случаи из практики, истории людей, которые просыпаются ночью от зуда в ампутированных конечностях и, сонные, отчаянно скребут воздух. Петр спросил еще рома и в разговоре непроизвольно пару раз положил руку на колено сидящей рядом Анны.
Анна сперва растерялась, а затем почувствовала легкий прилив возбуждения — от неизвестности и неопределенности. Она поспешно дала волне осесть и решила, что это просто ошибка, сила привычки, тайное проявление нежности у влюбленных, физиологическая память Петра по отношению к тому месту, где обычно находится колено Ленки. Но в действительности Петр исподволь напряг все силы, чтобы отомстить: сам того не осознавая, он хотел расквитаться с Ленкой за мнимую измену, в наказание поселить в ней ростки ревности. Однако месть не удалась — Ленка ничего не заметила. Она была слишком увлечена Каспаром Давидом Фридрихом, рецептом кекса, экологическим кризисом и чем-то еще, о чем как раз горячо, но вхолостую рассказывала ей Анна.