Не смущайся, Анна, в тебе целый мир, целая вселенная, в каждом миллиметре твоей кожи бесконечность (тут я поцеловал ее в бесконечность); Анна, любовь моя, расскажи мне про себя, а я напишу о тебе книгу (Анна в приступе смеха хватается за стол, откидывается назад и утирает слезы), клянусь, ты мне не поверишь, но я писатель, сюжеты и истории я терпеть не могу, их слишком много, и почти все они одинаковы, но твоя — нет, твоей истории, собственно, не существует, твоя история состоит в том, что тебе не хватает своей истории, ты ждешь романтики, страсти, хочешь вырваться из оков, только проблема в том, что оков-то и нет, романтика стара и смешна, все истории уже использованы, искусственно затерты, и тебе не хочется ничего покупать на этом пропахшем нафталином развале, где шаблонами заражаешься, как сифилисом.
Анна, ты и сама видишь: страсти давно уже не существует, остались только инструкции к ней, унылые инструкции, которые нас иногда возбуждают, убогие видео, где культурист по сценарию насилует анорексичку. Порносайты, где бесконечная тоска разделена на двадцать категорий в соответствии с сюжетами, старыми, как мир. И встретив мужчину, который тебе понравится, с которым могло бы что-то получиться, ты раздеваешься, и тут же в лаборатории профессора Павлова загорается красная лампочка — будто кто щелкнул нумератором и заорал: «Мотор!» Ты смотришь, как испуганные взмокшие мужики, пытаясь вписаться в одну из двадцати категорий, прыгают вокруг тебя по заученному сценарию, а потом, лежа на спине, натужно переводят дух и делают вид, что испытывают блаженство; словно робкие дети, они осторожно выясняют, было ли представление успешным, хорошо ли они сыграли свою роль, а у тебя на глаза наворачиваются слезы. Ты молчишь, и мужики прячутся в свои раковины и там сами себя гладят, утешают, настраиваются на еще более истеричное акробатическое представление, еще более бездарную игру в дикость и страсть.
Что нам делать, Анна? Ничего нового нам не изобрести. Интимная жизнь в наш век — занятие еще более тоскливое, чем туризм. Анна, любовь моя, мы скованы льдом. Мы могли бы прямо сейчас отправиться ко мне, кое-как облачиться в уготованные нам костюмы Адама и Евы, проверить друг у друга депиляцию и наблюдать за тем, как привычные шаблоны заранее портят нам любое движение. Деваться больше некуда, в теле слишком мало отверстий, список поз не бесконечен, осаждать нечего, рок-н-ролл тела давно уже отгремел, фронтмены перебиты, а ривайвлам несть числа. Анна, жажда — плохая замена страсти, жажда суха и напрочь лишена чувственности. Мы всю ночь промучились бы жаждой. Мой друг Шоумен был прав, когда сказал, что секс — это, в конце концов, просто телодвижения.
Я посмотрел в окно: над городом, который спускается здесь в нусельский овраг (Прага — это одна сплошная долина), ветер рвал и гнал облака, а сквозь облака продиралось солнце. Там, вдали, где-то в глубине, в руинах станции метро «Народни тршида», негромко, словно наручные часы, словно замок в сейфе, постукивали отбойные молотки. Поверх шахты со скрипом вырастет нечто новое, но пока это больше напоминает операцию на тазобедренном суставе: глубокий кратер и куча всего внутри, чего и видеть-то не очень хочется. Вот как можно ограбить город: прикладываешь стетоскоп где-то в области Летенского стадиона и внимательно прислушиваешься к стуку, пытаясь различить код. Только у этого города, который разрастается вокруг нас подобно мышцам культуриста, переборщившего с анаболиками, который бесконечно строится и снова рушится, кажется, нет никакого кода.
Ночь давно уже закончилась, Анна, и у меня есть предложение: пойдем в гости к моему приятелю Риелтору, у него еще не догорела вечеринка. На улице светает, впереди снова непростой день. Но сначала расскажи мне о себе, или нет, я буду угадывать: тебе тридцать один, ты жутко красива, тебя зовут Анна, я вижу, что ты сидишь у окна в какой-то кофейне, в каком-то безвременье, в самом начале жаркого весеннего дня, который, может, даже и вообще не наступит, ведь мы будем растягивать день вчерашний до тех пор, пока еще держимся на ногах; мы всю ночь прокатались на такси, а это уже может считаться чем-то имеющим отношение к реальности! Ты отражаешься в стекле, как в зеркале, разглядываешь свое лицо и отчетливо видишь на нем каждую мелкую неровность. Человек столько всего несет в себе, удивляешься ты, столько чужого, о чем он никогда даже и не просил. Анна, ты ходячий знак вопроса. Ты загадочна, как трейлер к голливудскому блокбастеру. Ты успешная и неплохо зарабатывающая женщина. Ты совершенна, мир вокруг тебя совершенен, и в этом-то вся загвоздка, потому что ты сливаешься с фоном, потому что тебе начинает не хватать ошибки, хоть какого-нибудь изъяна.