Выбрать главу

Ну а о моде разговор особый. Во все времена женщины пытались привлечь к себе внимание мужчин при помощи всевозможных уловок. Например, пудры: бергамотная, лилейная, ландышевая, ирисовая. Духи-эссенции: фиалковая, розовая, нарциссовая, жасминная. Мода: пуфы на плечах, гульфик, пришедший из Дании, узкий рукав из Италии, ворот камзола и его корсаж из Франции, «искусственные волосы», которые вскоре приведут к парикам, а еще позже – к пудренным парикам.

Ну да, наверное, достаточно об этом.

Можно смело сказать, что в этот вечер в танцах Мери для всех остальных кавалеров была занята. Первый танец Мери отдала отцу, что было одобрено бурной овацией и послужило как бы сигналом к действию. Скоро весь зал наполнился танцующими, мелодии и пляски сменялись и чередовались, и хотя многие из них в наши дни могут показаться слишком монотонными и заунывными, в то время отличались новизной и доставляли массу удовольствия всем танцующим. Стоит ли говорить о душевном состоянии Фрея, который весь вечер то и дело устремлял налившейся злобой взгляд в сторону Джона и Мери, которые не отходили друг от дружки, беззаботно веселились и практически не пропустили ни один танец. Чем больше сияло от счастья лицо Мери, тем сильнее наполнялась злобой и ненавистью к Джону душа Фрея. Здесь смешалось все: и ревность, и зависть, и самолюбие. Да разве только это? Не будем отвлекаться на разглагольствования о коварстве и противоречивости человеческих душ, но разве это секрет, что для многих зависть – одно из доминирующих чувств, присущих человеку? Явись, к примеру, к такому обывателю волшебник и предложи на выбор одно из двух: или счастье и достаток на все времена в твоем доме, или горе и нужду – в доме недруга, многие на полном серьезе выберут второе. И пусть звучит это сравнение несколько анекдотично и наивно, но то, что для многих порывы ненависти к недругу берут верх над желаниями личного благополучия, счастья – это однозначно. Уж больно велик искус насолить опостылевшему человеку. Личная выгода может и подождать, а вот спать спокойно совершенно невозможно, зная, что у недруга все хорошо. Он может совершенно спокойно пройти мимо, даже, не заметив вас, поскольку увлечен чем-то своим, или же заметит, поздоровается, вполне приветливо, подчеркиваю, поздоровается, как и с другими, но ваше-то воображение обязательно усмотрит при этом на его лице злорадную ухмылку, которой вовсе-то и не было, ваш слух обязательно уловит в его голосе интонацию, насквозь пропитанную ехидством, чего, как нетрудно догадаться, и в помине не существовало. Увы, так устроен человек с глупейшими его свойствами отравлять жизнь самому себе.

Нужно ли говорить о том, что нечто подобное творилось сейчас и в душе Фрея? Ему казалось – да что казалось, он был абсолютно уверен, что для Джона ничего другого не существовало, кроме победы над Фреем. Вон он, подлец, без устали ухмыляется, мол – я завоевал сердце Мери, а ты, Фрей, остался в дураках. Впрочем, любой другой взгляд в свою сторону Фрей воспринимал как насмешку, ему казалось, что все присутствующие смеются над ним, потешаются над его бесславным поражением. Желание отомстить затмевало все. Казалось, его только и поддерживает мысль, что сейчас будет найдена причина, зацепка, чтобы назначить дуэль, произойдет еще что-то, но это издевательство Джона над ним, Фреем, непременно должно прекратиться. Фрею чудилось, что найдись сейчас какая-нибудь сила, которая свяжет ему руки, ноги, сомкнет уста, одним словом, помешает совершить возмездие, как тотчас же у него, Фрея, сердце остановилось бы от возмущения, иначе жить дальше было бы невозможно. Это все о том же свойстве человека отравлять жизнь самому себе.

Джон тем временем веселился и радовался празднику, присутствию рядом любимой, она и только она существовала в этот миг для него. Никого больше пылко влюбленный юноша вокруг не замечал, о них он просто не думал. А меньше всего о Джеймсе Фрее, но именно тот в этот миг решал его судьбу. Усиленно искались придирка, повод, но их все не было да и не могло быть. Ведь вел себя Джон учтиво, не вызывающе, что еще больше бесило Фрея. И в конце концов он сорвался.